Михаил Кликин - Мозаика

Хозяйка напряглась, выгнулась дугой, груди ее колыхнулись, она зашлась истеричным визгом, колотя Степку по туловищу, по рукам, по лицу. Тот, особо никуда не метя, саданул кулаком и рассек ей губы, но женщина все визжала, в ужасе разевая разбитый в кровь рот, и отбрыкивалась от насильника. Сатанея, Степка ударил еще и еще, затем вдруг выхватил из-за пояса нож и ткнул прямо в болтающуюся грудь, выдернул окровавленное лезвие и снова ткнул, на этот раз в живот, а потом ниже, между бедер, с остервенением выкрикивая: "На сука! На! Жри!". Женщина уже не визжала, она с булькающим хрипом сползала по стенке, скрюченными пальцами цепляясь за убийцу и глядя на него, сквозь него стекленеющими глазами.

На шум выглянул из избы Ерофей. Молча оглядел мертвую хозяйку, перевел недоуменный взгляд на Степку. Тот вытер нож подолом ее разодранной рубахи, ощерился гнилозубым ртом и, ткнув тело носком лаптя, пояснил:

- Во. Кинулась, стерва, чуть глаза не выцарапала. Пришлось прирезать.

- Дурак, - пробормотал Ерофей и сквозь полуоткрытую дверь крикнул в глубину избы: - Ищите, уйти он не мог где-то здесь прячется!

Степка сунул нож за пояс, с сожалением посмотрел на распластанное под ногами полуголое женское тело и вошел вслед за Ерофеем в избу.

Мужики в поисках оборотня перевернули все вверх дном.

Тряпки, вытащенные из здоровенных сундуков, устилали пол, путались под ногами; зеркало, висевшее над столом, было разбито, и острые осколки его усыпали штопанную льняную скатерть, дверцы большого шкафа были открыты, и все содержимое грудой валялось подле него. На полу, около печи, уткнувшись лицом в половицы, лежал мальчонка с окровавленным размозженным затылком. Степка повернулся к красному углу и хотел перекреститься, но лишь махнул рукой - кто-то предусмотрительно положил образа ликами вниз.

- Вот он. В подполье, гадюка, прятался!

Из квадратного люка, ведущего в подпол, показался широкомордый кряжистый парень. Одной рукой он тащил за шиворот обмякшее тело тщедушного мужичка, а в другой держал обломок жерди.

- Я его маленько того... Дышит еще...

- Молодец, Илюха! - бородатый Ерофей помог втянуть безжизненного колдуна в избу и стал вязать ему руки подобранным с полу полотенцем.

- Чего ты с ним возишься! Прибить его, пока не очухался!

Мужики согласно закивали головами, и один из них даже несильно ткнул вилами в замотанную тканиной рану на ребрах пленника. Тот слабо застонал и пошевелился.

- У-ух! - Мужики дружно, как один, отступили на шаг.

- Чур меня! - воскликнул Степка и сложил кукиш из забрызганных кровью пальцев.

Лишь Ерофей остался стоять возле опутанного тряпками колдуна, дожидаясь, пока тот окончательно придет в себя.

- Чего ты ждешь? - шепотом спросил Степка. - Кончай его быстрей.

Оборотень открыл глаза и с усилием обвел взглядом окруживших его людей. Губы его дрогнули.

- Не я... Не я виноват... Само... Не хотел я... Все само выходит...

Мужики испугано переглянулись.

- Люди добрые... пожалейте... Иван... само оно как-то... Степан... Ерофей... само ведь... без зла... - еле слышно шептал связанный.

- Смотрите! - вскрикнул Степка и ткнул пальцем в скорченную фигуру пленника.

Босая нога колдуна медленно покрывалась бурой шерстью, укорачиваясь и худея на глазах, ногти на пальцах чернели и постепенно превращались в загнутые звериные когти. Раненный задрал голову, привстал, опираясь на локти и жутко захрипел, подвывая, губа его задралась, обнажив белые хищные клыки. Перепуганные мужики увидели, как быстро заходил вверх-вниз по горлу кадык и как лицо колдуна стало меняться, вытягиваться, заостряться, превращаясь в скалящуюся морду зверя.

Ерофей взмахнул кувалдой, и дьявольское создание, издав булькающий звук, повалилось на пол, забрызгивая некрашеные доски яркой, живой, словно ртуть, кровью.

Мужики в суеверном ужасе отступали все дальше и дальше от мертвого, но продолжающего меняться тела. Первым не выдержал Степка - матюгнувшись, он развернулся на месте и выбежал из избы на улицу. Вслед за ним устремились и остальные. Отбросив в сторону заляпанную кровавыми сгустками кувалду, последним вышел Ерофей.

- Солому тащите. Надо до конца дело довести.

Распотрошив сеновал, мужики обложили избу свежим терпким сеном и старой, позапрошлогодней, соломой. Ерофей достал огниво и сноровисто высек целый сноп искр. Солома занялась быстро, и вскоре пламя жадно обгладывало сухие сосновые бревна.

Жар заставил людей отойти подальше, за изгородь, и они молча стояли и смотрели, как полыхает подожженный дом, а потом, когда внутрь охваченного огнем сруба рухнула кровля, подняв в вечерний тихий воздух рои танцующих искр, молча и медленно пошли прочь, устало опустив топоры, рогатины и вилы.

Читать дальше