Михаил Клименко - Иной цвет

Я кое-что узнал о способности того или иного цвета оказывать определенное физиологическое воздействие на живой организм, вызывать определенное психическое состояние. Например, синий цвет уменьшает мускульное напряжение и кровяное давление, снижает ритм дыхания, успокаивает пульс; красный-увеличивает мускульное напряжение, возбуждает и стимулирует мозг; голубой-успокаивает, устраняет бессонницу, рассеивает навязчивые идеи; зеленый-это освежающий цвет; коричневый - вызывает депрессию, усыпляет; в фиолетовом есть что-то меланхолическое, вызывает печаль и увеличивает органическую выносливость; розовый-расслабляет; белый-навевает ощущение ясности и чистоты; оранжевый-тонизирует, возбуждает, радует... И так далее.

Теперь мне стало понятно, что мое цветовидение означает не что иное, как способность видеть в конкретном цвете того или иного человека определенное эмоциональное состояние: радость и любовь или грусть и страдание, воодушевление, вдохновение, упоение, восторг или горечь, ненависть и ярость. А вдруг по цвету можно определить, честен ли и отзывчив человек,эгоист он или альтруист, насколько сильны у него естественные угрызения совести и не подавляются ли они лживыми оправданиями, не попирается ли минутной выгодой долг человеческого сердца? Вот в какие дебри уводило меня новое мое цветовидение!..

В следующую пятницу я должен был идти на врачебно-трудовую экспертизу. Но еще на прошлой неделе меня попросили показаться в поликлинике: с моим заболеванием хотели познакомиться некоторые специалисты.

Я пришел в поликлинику в десять часов. В кабинете номер два меня уже дожидался один-единственный человек-очень вежливый и внимательный, лет сорока, большой, толстый и совершенно лысый. Наверное, это был профессор неврологии, а может быть, психиатр. Сначала он меня неторопливо расспрашивал, поощряюще мычал, кивал головой, со всем соглашался и кое-что записывал. А в конце нашей беседы объяснил мне, что случилось с моим зрением.

Когда я глядел на радугу и вдруг услышал крик и увидел, что угрожает ребенку, я испытал сильнейшее эмоциональное перенапряжение. На фоне светлого эстетического чувства, в прекрасном мире послегрозовой тишины творилось что-то совершенно дикое.

В моей центральной нервной системе произошел перескок в иной уровень восприятия: я перестал видеть все цвета, какие люди обычно видят, но зато стал способен воспринимать в виде того или иного цвета телесные излучения, биоизлучения живых тел, тот диапазон электромагнитных волн, который обычно находится за высоким предохранительным порогом человеческих ощущений. Сработали скрытые за семью печатями так называемые эвентуальные, сокровенные свойства человеческого организма. Ведь известны же проявления невероятных способностей в гипнотическом сне, возможности приемов каратэ, феноменальные способности йогов...

Произошедшее в моем зрении отклонение называется ахроматопсией.

Невролог успокоил меня, сказав, что изменения в моем зрительном восприятии, собственно, болезнью не являются и обычное зрение рано или поздно может вернуться. По его совету я стал носить дымчатые очки, чтобы не ослепнуть от солнечного света. Цветофильтровые стекла не задерживали видимые мною цвета.

Дня через два после беседы с неврологом я пришел в поликлинику на врачебно-трудовую экспертизу. И меня направили на обследование в Институт гигиены труда и профессиональных заболеваний Академии медицинских наук.

С каждым днем я все четче и быстрее ориентировался в новом цветовом спектре. Пользуясь цветонравственной азбукой, я делал выводы по большей части интуитивно. Видел цвет человека, но какое конкретное значение он имел, я сказать пока что не мог. Особенно меня привлекал очень яркий, как я про себя в шутку его называл, цвет "ниготковый". Это был ярко-сиреневый, розовато-фиолетовый, нахально-слепящий цвет.

За пять-шесть дней в нашем большом городе я, кроме Ниготкова, встретил еще трех человек такого же цвета. Двое из них были мужчины и одна женщина. Одного мужчину я встречал трижды. Я терялся в догадках: что значил этот их цвет?

НА ПОРОГЕ ЗАПАДНИ

В среду в полдень ко мне заехал Вадим Мильчин.

Он был одет по-дорожному, на широком ремне через плечо висел большой этюдник. Вадим отправился на пленэр, собирался "схватить вечерний воздух", приглашал и меня с собой, чтоб я по памяти, глядя на надписи на тюбиках, попытался по-своему "запечатлеть эмоции леса..." По правде говоря, заехал он, чтобы взять кое-какие краски и кисти, которые мне теперь были больше не нужны.