Все это живо напомнило мне доперестроечные годы. Пионеры, комсомольцы, коммунисты. Тьфу, то есть большевисты. Полный кошмар! Рапорты, трудовые победы на невидимом фронте. Жрать в результате нечего. Плюс ко всему всеобщая подозрительность и ненависть к загнивающему империализму.
- Я же вас предупреждал, - негромко сказал Овид, уловив мою растерянность, - что вам здесь может тоже не понравиться.
- Да уж, - неопределенно промычал я. - Но что поделаешь, поживем разберемся. А пока надо выбираться на свободу.
Путь на свободу лежал через вахтера.
Вахтер царапнул меня взглядом так, что захотелось почесаться. Он грузно приподнялся из-за стола и, положив одну руку на телефон, как будто уже заранее решил, что нас следует сдать, куда следует, мрачно спросил:
- Пропуск на вынос вещей имеете?
- Каких вещей? - наивно удивился я.
Хома давно перестал быть для меня вещью, и мне даже в голову не пришло, что вопрос касается именно его.
- А что же вы тогда несете, завернутое в тряпку?
Только в этот момент до меня дошел весь ужас нашего положения. Сама мысль бросить Хому в этой конторе на произвол судьбы показалась мне кощунственной, и я от отчаянья перешел в наступление.
- Это мой личный табурет! - заорал я так, словно меня пытались ограбить на ночной улице. - Я его сам сюда принес. А он сломался. Видите, - я сдернул с Хомы плащ и поставил табурет на пол. - Ножка сломана. Я его в починку несу! А вы препятствуете!
- У нас столярка в подвале! - в свою очередь заорал вахтер. - Зачем же вы тогда прете сломанную вещь на улицу? Сейчас в милицию позвоню. Расхититель!
Вахтер дрожащей от возмущения рукой рванул трубку телефона, и почти одновременно я почувствовал, как меня за рукав дернул Овид. Мы выкатились на улицу, словно воришки, преследуемые разгневанной толпой, и помчались по тротуару.
Вдали послышался тревожный милицейский свисток.
Жизнь во Втором Реальном начиналась неудачно.
- Что же теперь будет с Хомой? - в который раз горестно вопрошал я, пока мы пытались разобраться в планировке города. - Как же он теперь без нас?
- Да не пропадет наш Хома, - также в который раз утешал меня Овид. Как нибудь выкрутится. Вы лучше, Мастер, подумайте, что здесь будем делать мы.
На наше счастье погода стояла летняя. Куда хуже, если бы в этом мире сейчас была зима. На нас продолжали оглядываться, но взгляды были скорее любопытными, чем осуждающими, и это успокаивало.
Постепенно я начал понимать, что этот город мне в общем-то знаком. Не то чтобы полная копия того, из которого я сюда попал, но все же знаком.
Вот, например, универмаг - точная копия нашего. И улица почти такая же, дома те же. А дальше тоже знакомая улица, но, вроде бы, из другого района.
Мимо прошел автобус 36-го маршрута. "Баня - Ипподром" успел прочитать я на трафарете.
- Овид, - поспешил поделиться я, - здесь есть баня и ипподром.
- А жить в бане будем? - спросил практичный Овид.
Я приуныл. Жить было негде.
Какая во Втором Реальном ходит валюта, я не знал и поэтому подошел к газетному киоску понаблюдать за покупателями. Через минуту я убедился, что деньги здесь похожи на давно забытые рубли и мелочь. По крайней мере, на первый взгляд. Но даже похожих денег у нас все же не было. Можно, конечно, попытаться подзаработать, только вот где и как.
В студенческие годы я ходил на товарный двор загружать вагоны битым стеклом.
Мелкие банки, до литра, предпочитали везти на завод, как стеклянный лом, и мы с упоением колотили прямо в металлическом вагоне эту тару вдребезги. Но, припомнив о годах юности, я приуныл. Возраст не тот, упоения не возникало.
Что еще? Грузчики нужны всегда и везде, почти в любом магазине. Но платят мало, и на гостиницу так не заработаешь. Потом, для того, чтобы жить в гостинице, необходимы документы, в этом я не сомневался, слишком знакомая система вырисовывалась с первых минут.
Мои размышления прервал раздраженный голос продавца газет:
- Нету у меня сдачи с рубля! Где я вам наберу столько мелочи. "Известия" тоже кончились. Берите "Истину".
Я с интересом посмотрел на заголовки газет.
Знакомый шрифт "Истины" помог понять, что это местный аналог "Правды". "Известия", стало быть, и здесь оставались "Известиями", а вот другие газеты... Что такое "Пионерская" и "Комсомольская истина" догадаться нетрудно, но загадочное название "Путем Кузьмича" заставило задуматься. Еще я успел рассмотреть журнал "Большевист", брошюру "Параллели и меридианы" и стопку пыльных книг "Юность Кузьмича".
Читать дальше