Солнце, красное и яркое, бежавшее к горе, чтобы спрятаться от меня, играло со мной.
А позже, в моих ночных снах, мама превраща лась в птицу. И только папа оставался папой. Папа оставался папой даже во сне. Он был слишком строгий, чтобы меняться.
В мире моего детства реальным был только папа. Я его боялся. Но не так, как вечерних вещей. Папу я не любил бояться.
Когда я лежал вечером в кровати и смотрел на темнеющее окно и на вещи, меняющие свои очертания, я ждал и боялся. Мне приятно было бояться.
Детство было летом. Я не помню зиму. Словно в детстве не было зимы.
Тонкие коричневые ели и толстые сосны у реки. И солнце играет на их стволах и ветвях.
В детстве было много солнца. Я ходил и щурился. Солнце играло на стене, и, когда окно закрывали шторой, оно лезло в комнату сквозь шторы. Солнце любило меня и сердилось, что меня прятали от него.
6
Однажды в наш дом пришел высокий некрасивый человек и поселился у нас. Он смастерил подрамник, к подрамнику мелкими гвоздями прибил туго натянутый холст, достал из кожаной еумки тюбики с красками и кисть. Потом он сел напротив горы и долго-долго смотрел на нее и только много минут спустя стал водить кисточкой по холсту.
Не сразу я сообразил и догадался, что делал наш гость. Он хотел с помощью кисти и красок поднять присевшую перед нашим домом гору и пересадить ее к себе на холст.
Ему очень хотелось совершить чудо. И для этого он приехал сюда, оставив в далеком городе жену и детей. Он, по-видимому, поспорил с кем-то и дал им и самому себе слово, что уберет гору с того места, где она присела, и перенесет ее к себе на холст.
Ежедневно утром он садился напротив горы, долго-долго смотрел на нее, водил кисточкой по холсту и все ждал, что совершится, чудо. Я тоже ждал чуда не меньше его; Но чудо почему-то запаздывало.
Моя мать тоже думала, что это чудо рано или поздно случится. И только мой отец-посмеивался над гостем. Он считал его неудачником. И говорил всем, что наш гость зря теряет время.
— Кто он такой? — спросил я отца. —Ведь он очень некрасивый. Правда?
— Красота ему ни к чему, — ответил отец. — Он кудожник от слова «худо». Несчастный человек, который теряет свое время, думая и надеясь, что совершит чудо.
— А разве он его не совершит? — спросил я.
— Нет. Он только зря теряет время.
Я отлично понимал действительный смысл слова «терять». Однажды я потерял свой новый, хорошо очинённый и мягко писавший карандаш, долго разыскивал его, наконец нашел и снова потерял. Казалось, карандаш терялся нарочно, словно бы играя со мной в прятки. Но художник от слова «худо» терял не карандаши и не краски, а время. И мне думалось, что он рано или поздно найдет его, свое утерянное время, а потом снова потеряет.
Рано на рассвете, очень рано, художник от слова «худо» вставал и шел к реке. На небе небрежно лежала полоска зари, словно она попала туда не сама, а ее положил художник, нечаянно задев небо своей кистью. Пастух гнал коров, задумчиво играя на сопелке.
Выкупавшись в синей студеной воде, художник возвращался в дом, брал свой подрамник с натянутым на него холстом, краски и кисть и садился напротив горы.
Не знаю, но мне казалось, что горе это не очень нравилось. Она любила покой и тишину. А этот человек сидел, нарушая тишину хриплым кашлем, курил трубку и смотрел, смотрел на гору жадными глазами.
Однажды я подслушал его разговор с горой.
— Гора, — сказал художник тихо, — я дал себе слово, что подниму тебя и перенесу к себе на холст.
Но гора не ответила. Мне показалось, что она вот-вот встанет и подойдет к художнику. Она была очень похожа на оленя, который прилег, сложив цодхебя ноги, чтобы отдохнуть.
— Гора, — сказал еще тише художник. — Я полюбил тебя. И я не уйду отсюда, пока не пересажу тебя на свой холст.
И вдруг гора ответила. Она ответила мелодичным женским голосом, очень похожим на голое моей матери: Л
— Твой холст слишком мал для меня.
— Гора права, — сказал я художнику. — Твой холст действительно мал, а она большая.
— Ничего, — улыбнулся мне художник. — Если она захочет, она уменьшится.
Улыбка его показалась мне печальной. И я подумал, что художник жалеет не гору и даже но себя, а свое время, которое он теряет.
Мне тоже было жаль его времени. Художник очень уставал. Ведь он сидел перед горой с утра до вечера, а дело нисколько не подвигалось.
7
В этот раз я проспал. Я вскочил с постели и посмотрел в окно, чтобы узнать — сидит ли возле горы художник. В конце концов он мог тоже проспать. Ведь он очень устал и вчера жаловался моей матери, что у него болит спина и ноют руки.
Читать дальше