Владимир Марышев - По дороге в мезозой

— Вижу.

— А теперь, пожалуйста, найдите в тексте что-нибудь про вращение Земли. Есть?

— Нет, — буркнул я.

Наступило молчание. Я попался. Так бывает, никогда не знаешь, что выкинет дурак. Мгновение — и ты уже не удачливый охотник, а последний лох!

— Хорошо, — сказал я, — если весной охотиться нельзя, то не буду. Какие проблемы? У меня еще девять месяцев в запасе. Выйду из машины летом, осенью, зимой… Идет?

— Так нельзя! — Инспектор покачал пальцем, словно втолковывая очевидную вещь несмышленому пацану. — В лицензии какой месяц написан?

— Ну, май…

— Вот-вот. А она — Документ! Не какой-нибудь, а с большой буквы! Мое дело — следить, чтобы все написанное исполнялось.

На меня накатило чувство безысходности. Вместо того чтобы продолжать выкручиваться, я зачем-то уставился на правый ботинок Санькова. И подумал: как будет хорошо, если на него наступит трицератопс! Нет, лучше бронтозавр…

— Так что же мне прикажете делать? — обреченно спросил я.

Он ткнул пальцем в свой нагрудный жетон с эмблемой службы, которую окружали по периметру большие оранжевые буквы «ИТХК»:

— Знаете, как это расшифровывается?

— Знать-то, конечно, знаю. А вам какую версию — официальную или?..

Рыжий мучитель махнул рукой:

— Да зачем же официальную, давайте свою, водительскую.

— А не обидитесь?

— Ни капельки. Ну, говорите, что означают эти красивые буковки.

Я набрал полную грудь воздуха и, глядя прямо в его голубые бесстыжие глаза, медленно и четко произнес:

— Инспектор тоже хочет кушать.

— Вот! — Саньков многозначительно поднял указательный палец, словно подтверждая незыблемую истину. — Наконец-то мы добрались до сути. Осталось только сделать правильный вывод.

— Сколько? — мрачно спросил я.

— Пятьсот, — ответил он с улыбкой, за которую мне захотелось его убить изощренным способом. Я даже придумал, каким именно. Доставить бы Санькова в эпоху, когда по всей Земле еще плевались лавой вулканы, и сбросить в жерло одного из них! Пусть поварится…

Но делать было нечего. Я отсчитал деньги и молча протянул инспектору. Он покосился на них, как бы прикидывая, допустимо ли продавать честь мундира за такую скромную сумму. Но, разумеется, продал, подтвердив тем самым крылатое выражение: «Рожденный брать — не брать не может!»

— Приятно было познакомиться, — сказал инспектор, отправляя неправедно нажитое во внутренний карман. — Счастливого пути!

Я забрался в машину и нажал все положенные кнопки — кроме последней, запускающей ее в хронопоток.

— Могу ехать?

— Да, пожалуйста. — Старлей выглядел довольным, как кот, слопавший здоровенную миску сметаны. — Передавайте там от меня привет своим трицератопсам!

— Обязательно передам, — заверил я его. — А теперь позвольте несколько слов на прощание. Знаете, инспектор, я подумал, подумал, и что-то мне расхотелось в мезозойскую эру.

— В каком смысле?

— Пришла в голову одна идея. Как вам известно, мой бортовой компьютер может рассчитать дату любого события. Например, момента, когда ваш уважаемый дедушка сделал предложение не менее уважаемой бабушке.

Саньков, как ни странно, все еще ничего не понял.

— То есть?..

— То есть, постараюсь, чтобы они, взглянув друг на друга, разбежались в разные стороны. И больше никогда не встретились!

Когда человека доводят до точки кипения, он уже себя не контролирует. Вряд ли, остыв, я бы выполнил свою угрозу. Но я не успел остыть. И все же того, что произошло с инспектором дальше, мне не забыть никогда.

Он вздрогнул, затем вытянулся, как жердь, и словно выцвел.

— Сто-о-ой! — нетвердым голосом заорал он и метнулся к машине времени. Конечно же, он опоздал на долю секунды. И после этого — я почти уверен! — вся история потекла по-другому.