Василий Колошенко: Трагедия в Заполярье

...Темная ночь. Сильный порывистый ветер. Слабый морозец. Облачность низко проносится над аэродромом и бьет своими снежными космами по редко светящимся на аэродроме фонарям. Посадочных огней почти не видно. Мы с Кузнецовым идем к вертолету. Запускаем двигатель, раскручиваем винты, проверяем все радионавигационное оборудование, взлетаем. Только перешли в набор высоты, вошли в облака. Выключили фары, все внимание приборам. Пoc^e набора безопасной высоты включаю освещение кабины - с освещением как-то уютнее в кабине пилотов. Перебрасываю триммер и передаю управление Кузнецову, И наш, и все Нижние к нам аэропорты закрыты по метеоусловиям. В воздухе на многие сотни километров нет ни одного самолета. Нам разрешено летать "в порядке исключения". - Займите высоту 1500 метров с курсом 45. - Понял, занять высоту 1500 с курсом 45. - Займите высоту 2500 с курсом 175. После занятия высоты выйдите на приводную радиостанцию с магнитным курсом 270. Это уже более сложно, чем просто удерживать вертолет от кренов и скольжений. Надо начинать решать задачи навитации. Между тем вертолет все чаще остается с левым креном. Подсказать Кузнецову или он сам справится? Крен все больше и больше, вертолет начинает разворачиваться влево с правым скольжением. - Уберите крен! - не выдерживаю и подсказываю я. Но крен продолжает увеличиваться. Кузнецов молчит, потеет. - Уберите левый крен! - конкретнее и громче говорю я. Безрезультатно... Указатель поворота и скольжения "на упорах". Вертолет входит в крутую левую спираль. Скорость достигает максимально допустимой. По багровевшему потному лицу Кузнецова понял: нет, не выведет, не сможет. Берусь за управление, сам пытаюсь вывести вертолет в горизонтальный полет. Но Кузнецов так зажал управление, что я не могу сдвинуть его с места, не могу преодолеть прилагаемых Кузнецовым усилий! - Брось управление! Что ты делаешь? Уже и крен превысил максимально допустимый, обороты винтов и скорость полета - за пределом, вертолет трясется, вибрирует и в левой спирали все убыстряет падение. Кузнецов, видимо, уже ничего не видит, ничего не слышит, верит только своим ощущениям и продолжает выводить вертолет не из левой, а из правой спирали. Со всей силы рывками пытаюсь вывести вертолет из левой спирали, но невозможно преодолеть усилия, которые прилагает Кузнецов для вывода вертолета из правой спирали. До земли остается всего тысяча метров. Кузнецов - ничего не слышит, железной хваткой сжимает управление. Мы, как в "штопоре" на самолете, падаем в крутой левой спирали, и до удара о землю остаются считанные секунды. Что делать? Я еще и еще срывающимся голосом с отчаянием и мольбой кричу: - Брось управление! Что ты делаешь? Мы падаем не в правой, а в левой спирали! Брось управление! Но Кузнецов не слышит моих криков. Не в силах вырвать управление, зажатое Кузнецовым, я со всего размаха крагами бью Кузнецова по глазам. Кузнецов бросает управление и закрывает лицо руками. Я начинаю выводить вертолет из ужасающего падения. Чувствую, как увеличиваются перегрузки, как меня вжимает в сиденье, как в ознобе трясется вертолет. Перегрузки возрастают все больше, и это очень опасно - конструкция не рассчитана на них, и вертолет может разломаться еще до удара о землю. И я замедляю вывод вертолета из спирали. Трясется в смертельном ознобе вертолет, но падение заменяется! Ужас сложившейся ситуации заставляет меня прикидывать: что наступит раньше - обломаются лопасти несущего винта или мы в беспорядочном падении с работающим мотором и вращающимися несущим и рулевым винтами врежемся в землю? А может быть, из-за боязни разломать вертолет я слишком медленно вывожу его из штопорной спирали и не успею прекратить наше падение? Как хочется избежать гибели!.. До земли остаются десятки метров... Вертолет все же слушается, и очень медленно выходит из смертельного падения...

...На следующий день Кузнецов пригласил меня пройтись. Свирепствовавший ночью ветер стих. Медленно опускаясь, кружились в воздухе снежинки. - Вот ты, Петрович, устроил драку в полете, - начал он, - ударил меня. А подумал ли, что было бы, если бы я дал тебе сдачи? - И он показал мне внушительных размеров кулак. - Подумал, подумают, Николай Николаевич. Если бы ты дал мне сдачи, то двое твоих и трое моих детей осиротели бы, а наши жены остались бы вдовами. Помолчали. Он продолжал: - Петрович, теперь ты все понимаешь. Не мучь меня и не позорь перед ребятами, ведь все равно они узнают о моих трудностях. А ведь я командир эскадрильи... Поставь мне "четверку" за освоение полетов в облаках, а я пообещаю тебе никогда не летать в сложных условиях. И мы по-хорошему расстанемся с тобой, ведь ты уходишь к Милю... - Нет, дорогой Николай Николаевич! Ты командир не простой, а аварийно-спасательной эскадрильи. А это значит, что ты сам должен летать в любых условиях и летчиков своей эскадрильи тренировать так, чтобы быть в них уверенным. Мы продолжим с тобой тренировки, и я убежден - ты будешь прекрасно летать. Вот только одна к тебе просьба: когда почувствуешь, что дело плохо, не зажимай мертвой хваткой управление, доверься моему опыту! Оттаяло сердце у Кузнецова. Он улыбнулся. Пожал мне руку. Попросил: - Но ты, Петрович, не говори ребятам о прошлой ночи. Ладно? - Договорились, Николай Николаевич. Я ничего никому не скажу. А тебе спасибо дважды: во-первых, за то, что не дал мне в полете сдачи, а во-вторых, что согласился тренироваться. Случались у нас и забавные происшествия. Однажды я попросил Кузнецова самому выбрать площадку и сесть, если это будет возможным, в населенном пункте, окруженном оврагами. Я видел, что приземлиться там практически негде. Как же решит неразрешимую задачу обучаемый? Сделав круг и осмотрев местность, он сказал: - Здесь нет площадки для посадки вертолета. - А если бы из этого поселка надо было вывезти тяжелобольного, нуждающегося в срочной высококвалифицированной помощи? - В таком случае есть площадка! - ответил он и, выбрав двор какого-то автохозяйства, сел на площадку, вокруг которой стояли автосамосвалы. Каково же было наше удивление, когда после посадки какая-то неведомая сила вдруг стала тащить назад заторможенный вертолет. Такие чудеса нам совершенно ни к чему! Ведь вокруг площадки стоят самосвалы. Мы открыли боковые двери кабины пилотов и, посмотрев назад, увидели, что хвостовая опора вертолета при посадке зацепилась за кузов сдававшего назад в нашу сторону самосвала. Шофер самосвала, видимо, решил, что успеет до посадки вертолета развернуться и уехать, но только успел сдать назад, его кузов оказался под рулевым винтом нашего вертолета. Самосвал продолжал тащить нас. - Взлетай! - вскричал я. Кузнецов пытался поднять вертолет, но опора никак не желала расставаться с самосвалом. Внезапно хвост вертолета резко задраятся вверх расцепились-таки, вертолет взмыл вверх, мы облегченно вздохнули: пронесло!