— Они изуродуют пеносиликатовыми строениями этот живописный уголок, а площадку с истуканами накроют башней в пятьдесят этажей, — негодовал брат. — Да разве это не кощунство над невиданной природой?!
Он взволнованно заходил по комнате.
— Пусть строят свой городок, где хотят. Хоть здесь, хоть у Трезубого залива, хоть где им угодно. Но нельзя, же посягать на редчайшее творение природы! Они мне сказали, что, использовав ступени естественного амфитеатра в качестве подпорки зданий, можно необычайно ускорить строительство. Ради таких узких целей испоганить остров!..
— Однако нравилось или не нравилось это кому-то, а утилитарные соображения начальства взяли верх над эстетическими. Застройка острова была начата и вскоре завершена.
Эстетические чувства брата и Лукомского к тому времени оказали на меня некоторое влияние, однако их негодование казалось мне преувеличенным. Пока что я искренне восхищался выросшими на замурованном острове пеносиликатовыми громадами и ажурными мачтами, несущими гроздья жилых ячеек, и трехъярусным причалом для грузовых космолетов, и элегантным стеклянным небоскребом, простершим зеленые флигели-крылья над аметистовой рекой. Весь этот ансамбль представлялся мне символом человеческого могущества.
По завершении строительства в подвале стеклянного небоскреба открыли погребок, внесший в монотонную жизнь на Ксеносе симпатичную ноту милого и живописного уюта. Гул эскалаторов, лифтов и вентиляционных станций оставался где-то наверху. А здесь тишина, минуты душевной раскованности.
Песни тут звучали разноязычные. Пели и про оловянный астероид, и про влюбленных кукол, и про спасение Марсианского городка. Но раздавались тут и напевы старинные. Здесь звучали: "При долине куст калинушки стоит", шотландские баллады и куплеты Беранже про короля Ивто, ложившегося рано, встававшего поздно и отлично спавшего без славы. Когда же собравшиеся пускались в рассуждения, а делали они это очень охотно, то редко отзывались о планах начальства в положительном смысле. Погребок располагал к критике.
Расходились из погребка поздно. Гасились матовые лампы. Один за другим подымались по крутой лестнице певцы и резонеры. Все шли вместе, тесной группой. Мы с братом не раз наведывались в этот погребок, когда переселились из надувного домика в стеклянный небоскреб.
В день нашего переселения прибыл с Земли космический корабль с очередной партией силикатного порошка. Через неделю корабль отправился обратно, забрав наши научные трофеи и взяв на борт нескольких человек, пожелавших возвратиться на Землю. Среди них был и Лукомский…
Я давно уже заметил, что Лукомский переживает какую-то душевную драму. Он нередко приходил к нам чем-то расстроенный и со временем делался все молчаливее. Иногда, посидев у нас в молчании, он уходил так и не проронив ни слова. Когда мы спрашивали, что его так тяготит, он замыкался еще больше. Но однажды он появился очень взволнованный и с ходу выложил, что подал просьбу об увольнении. "С меня довольно!" — воскликнул он. Мы молчали, ничего не понимая. Тогда Лукомский отвел брата в соседнюю комнату и там раскрыл ему свою тайну.
Как было сказано, Лукомскому вменялось в обязанность поймать шмыгающие воронки, если они появятся в заминированном заливе. Но уже больше года никто их там не видел. Лукомский привык к мысли, что они вообще никогда туда не заберутся. Не так давно он, однако, был уведомлен, что по реке надвигается сотня воронок, и получил специальное распоряжение непременно взорвать перешеек, если воронки проследуют в залив. Но Лукомский все-таки надеялся, что до этого не дойдет.
И вот однажды поутру, прогуливаясь по-над берегом аметистовой реки, он таки заметил несколько шмыгающих воронок, рыскавших по заливу. Потом к ним присоединились другие, и они все вместе закружились по заливу в хороводе, узор которого был сложен и причудлив. Что было делать? Выполнять распоряжение, конечно. И Лукомский побежал к пультовой, чтобы привести контакты взрывателей в боевое положение.
Но по дороге он задержал взгляд на этом странном заливе, на замысловатом танце шмыгающих воронок, глянул на полупрозрачные скалы, которые предстояло искромсать, и понял, что не годится для этого дела. Оп махнул рукой, повернулся и скрылся в своем надувном домике, где пробыл около часа, пока воронки не уплыли. Тогда он вздохнул облегченно и сообщил по радио начальству, что все воронки якобы проплыли мимо, не зайдя в залив.
Читать дальше