— Я просто не успела. Я читала.
— А надо — писать!
И это — Пашка. Который — ни дня без строчки. А что еще скажет Петр Иванович, когда узнает?
Но Янка все слушала, все кивала, а сама ждала, когда можно будет бежать домой. Там поужинать, а потом — в библиотеку. Там такой прикольный текст нашелся. Как раз про школу, только не как у них сейчас, а как раньше. И там про старшеклассников, и про любовь, и про большую войну…
— Спасатели — вперед! — крикнул в конце Пашка.
И рукой так показал: мол, в атаку, вперед, беги, Янка!
И Янка побежала домой. Она решила быстро-быстро покликать мышкой, чтобы помочь спасти литературу. А потом, думала она, можно будет открыть тот прикольный текст и прочитать, наконец, до самого конца. Потому что в очереди есть еще про единорогов, и еще про рыцарей и драконов. И еще много всего интересного.
Но сначала — спасать литературу.
В кабинет директора школы бочком-бочком прокрался какой-то совершенно не местный тип. Городок был маленький, все и всех тут знали — так вот этот как раз был совсем не отсюда. И по одежде, и по повадкам своим осторожным, по прическе странной — чужак.
Он подсел на указанный ему стул, а потом, оборачиваясь на закрытую дверь, полушепотом объяснил свою миссию.
Новое открытие. Гениальное. Оно же — изобретение. Специальный аппарат, испускающий специальные мыслительные волны. Повышает талант ребенка от десяти до ста процентов — в зависимости от податливости мозга. Гарантировано. Но — дорого. Потому что нигде в мире, кроме как тут и прямо сейчас. Проездом. А то, что дело дорогое, так он, проезжий, для того к директору и зашел. Договориться.
— Десять процентов, — сказал он строго, еще раз зачем-то оглянувшись на дверь.
— А звать-то вас как? — спросил директор, как бы невзначай кивнув, соглашаясь.
Был предъявлен паспорт общего образца. Из паспорта следовало, что изобретателя зовут Александром Григорьевичем, фамилия его была длинная — Пиотровский. Вот сама эта фамилия еще раз подтвердила, что все серьезно. Потому что — такая фамилия. Именно такими должны быть фамилии у настоящих ученых и изобретателей. Ну, еще Эйнштейн, конечно. Но у того чистая теория. Формулы непонятные и сплошное емцеквадрат. Тут же — специальные мыслительные волны и настоящий аппарат для их испускания. Экспериментальная модель.
— А на взрослых — никак? — поинтересовался директор.
— Поздно, — вздохнул Александр Григорьевич. — Раньше бы. Хоть даже и перед выпуском из школы, когда уже самые эти таланты пробиваться начинают. Я же к вам — почему? Потому что — школа. Потому что — дети. Ну, и родители еще, конечно. Я же понимаю.
Договорились о завтрашнем дне.
Потом, когда приезжий ушел в гостиницу, директор поднялся к выпускникам и, остановив движением ладони вещающую что-то умное математичку, сообщил, чтобы завтра приносили деньги, потому что будет специальный эксперимент с мыслительными волнами. И многие после этого станут просто талантами.
— Это, — сказал он вполголоса, внимательно глядя в лица, обращенные к нему, — Большой секрет совершенно и новое научное изобретение. Так что кроме родителей — ни-ко-му! Понятно?
Старшеклассники всегда были самыми понятливыми. Они и тут сразу поняли, что не будет какого-то урока, и приняли это с воодушевлением. А деньги… Что — деньги? Перед выпуском они и так летели из семей, так уж сразу и сюда — понятное дело. Тем более — обещали добавить таланта.
…
Секретный прибор был в черном коленкоровом чемоданчике. Сверху была большая красная кнопка. Сбоку — решетка, как у микрофона. Эту решетку изобретатель и большой ученый Пиотровский, как его представил директор, направил на класс, а потом нажал большую красную кнопку. Прислушался к чемоданчику, прижав ухо к решетке, и нажал сильнее. Внутри что-то слегка зажужжало.
— Не спать! Смотреть сюда! — повторял большой ученый в течение всех десяти минут работы уникального прибора.
Потом он отвечал на вопросы о мыслительных волнах и о талантах, и о том, как и на сколько именно поднимается талант после такого облучения. У всех, сказал он, по-разному. Но минимальная прибавка в таланте — десять процентов. Это просто гарантировано и проверено. А максимальная — все сто. То есть, талант мог вырасти в два раза уже после одного сеанса облучения.
— Эх, жаль, — говорил со вздохом Александр Григорьевич, — Что нет у меня на вас времени. Такое вот облучение надо было делать с первого класса. Каждый учебный год. И тогда рост таланта был бы — в десять раз! Представляете? В десять раз больше таланта!
Читать дальше