Кристофер Роуи - Штат добровольцев

— Воронье перо, — пели полицейские. — Воронье перо, Воронье перо, Воронье перо.

И даже Сома, имевший лицензию на художественную деятельность, а не на охрану порядка, прекрасно понимал, что означает эта маленькая черная находка. На его машину напали жители Кентукки.

Сома никогда не рисовал автопортретов, по крайней мере, он ничего подобного не помнил. Им овладела меланхолия, и по пути назад в Нашвилл он мысленно делал кое-какие наброски; он, может, попробовал бы изобразить все и на бумаге, но из-за дождя это было невозможно.

«Сома между морем и городом» — так можно было бы назвать картину. А если бы он выбрал тот короткий миг, когда солнце вырвалось из свинцовых туч, можно было бы назвать ее «Сома в миг короткого затишья».

В любом случае на картине был бы изображен высокий молодой человек в широкополой шляпе, черных брюках до середины икры и желтом трикотажном свитере, открытом на тщедушной груди. Молодой человек, причем явно не привыкший к длительным переходам. И никакой помощи ему ждать не приходилось; машина как минимум на три дня останется на подъезде к пляжу.

Когда полицейские собирались улетать, прибыла механик. Она прискакала по гравийной дороге верхом на белой кобыле с красными крестами. Девушка соскочила на землю и сразу же проворковала что-то успокаивающее машине, а потом уже поздоровалась с Сомой. Ей удалось быстро установить дружеские отношения и с машиной, и с ее владельцем.

Девушка потерла корпус машины у самой антенны (ведь все машины любят, чтобы их гладили по этому месту) и представилась:

— Меня зовут Дженни-Грязные-Ногти, — Ее, казалось, совсем не волновало такое имя.

Она, не смущаясь, провела свободной рукой по коротким светлым волосам. Такие стрижки давно вышли из моды.

Потом свистнула лошади и принялась разгружать седельные сумки.

— Для вашей машины, Сома-Художник, придется построить гараж больше обычного, потому что в нем должно найтись место и для меня, и для моей лошади. Но не волнуйтесь, с лицензией у меня все в порядке. Я работаю и на город, и на штат. Все будет оплачено из фонда налогоплательщиков.

Для Сомы это явилось большим облегчением, ведь он был беден. А его друзья и подавно, ни у одного из них не было даже машины, так что из Аллеи помощи ждать было нечего. А сейчас ему нужно добраться до города. Путь долгий, да еще и дождь идет.

Нельзя сказать, что Сома с друзьями жили плохо. У всех над студиями были сухие комнаты, в которых они спали; там было тепло или прохладно в зависимости от времени года; иногда даже чисто — это уже зависело от привычек самого художника. Сома, например, любил чистоту. Чистая теплая или прохладная сухая комната. Прекрасное рабочее место и безграничные возможности продавать картины — все провинциалы, приезжая в Нашвилл, обязательно заглядывали в Аллею, иногда до посещения Оперы, иногда после.

Все это, а еще и машина, дающая такую свободу передвижения. Хотя, конечно, абсолютной свободой это не назовешь, ведь машина не совсем его, это подарок родственников, она выращена на их ранчо. Получалось, что они оба: и сам Сома и машина — выращены и воспитаны на ранчо; Сома изо всех сил пытался забыть ту жизнь.

Если бы он был ближе по времени к тому, выросшему на ранчо, парню, ноги у него сейчас так не болели бы. И вряд ли ему с таким трудом давался бы путь к городу по мокрой дороге, покрытой гравием; он мог бы даже сквозь густой туман разглядеть город и наверняка услышал бы тихое уханье и карканье — так перекликались враги перед тем, как напасть на него со всех сторон. Они налетели и сверху, с веток деревьев, и снизу, из канав, — отовсюду.

Настоящий боевой отряд кроу. [3] Кроу — название одного из известных индейских племен, происходит от английского слова «crow» — ворона. Сома стоял как вкопанный и думал: «Такое можно увидеть только по телевизору».

Пещеры и холмы, населенные этими жителями Кентукки, лежали в ста милях к северо-востоку, далеко за границей штатов. Кентуккийцы не могли оказаться здесь, вдали от Форт-Кларксвилля и Баррен-Грина.

Но ведь вот же они — прыгают, кричат, скребут гальку когтями на сапогах, смахивают капли дождя, которые затекают под маски.

Один из кроу дважды щелкнул языком, и вокруг Сомы все закрутилось-завертелось. Грязные руки насильно открыли ему рот и обмазали все вокруг рта и носа какой-то липкой пастой, от которой сначала стало больно, как от укуса насекомого, а потом лицо онемело. Руки ему связали спереди грубой конопляной веревкой. Сома был страшно напуган, но все равно не мог сдержать удивления: