— В поисках чего отправляешься ты на этот раз? — спросил он, садясь на скамью в маленькой теплой келье, где хранились лекарства.
— За дьяволами, главным образом, — посмеиваясь, ответил Джон. — Мне надоели классические церковные дьяволы. Они хороши для черно-красного страшного суда и для такого же ада. Но для меня они не годятся. Вот, например, семь бесов, изгнанных из Магдалины. Это были дьяволы женского рода, а не рогатые и бородатые обыкновенные бесы.
Настоятель рассмеялся.
— Ведь, теперь дьяволов рисуют всегда на один манер, — продолжал Джон. — Но взять хотя бы дьяволов, вошедших в свиное стадо. Они… они… я еще сам не знаю, какие они. Но это будут необыкновенные дьяволы…
— Продолжай, Джон!
— Я говорю, что нужно относиться с уважением и к дьяволам…
— Опасный вывод!
— Я считаю, что если что-нибудь достойно кисти, то это достойно и мыслей человеческих.
— Быть может, ты прав!
Настоятель прошел в госпиталь. В сердце его была зависть к Джону, отправлявшемуся за море.
Через десять месяцев Джон вернулся, тяжело нагруженный. Для помощника уставщика у него был кусок лазури богатейшего тона, брусок яркой киновари и маленький пакетик с сушеными жуками, из которых получается великолепная пурпуровая краска. Брату Фоме Джон привез не меньше половины заказанных им лекарств.
Джон возвратился тяжело нагруженный.
Фома передал Джону приглашение настоятеля на обед.
— В какой одежде мне являться?..
— В монастырском одеянии. На обеде будет один доктор из Салерно. Его зовут Рожер, он итальянец, ученый и знаменит.
— Никогда не слышал этого имени. Но, ведь, наш Стефан всегда прежде physicus [12], а потом уже sacerdos [13]. А кто еще будет за столом?
— Монах из Оксфорда, его имя тоже Рожер. Ученый, знаменитый философ.
— Три врача, считая Стефана. Я всегда говорю, что это значит два атеиста по краqней мере.
— Не следует так говорить, — Фома смущенно опустил глаза.
— Ого! А почему это ты не постригся до сих пор? А теперь, Фома, — Заискивающе сказал он, — устрой мне перед вечерней горячую ванну в больнице.
_____
Безукоризненно приготовленный и сервированный обед настоятеля пришел к концу и убрана была скатерть с длинной бахромой. Приор уже присылал ключи с докладом, что в монастыре все благополучно, и их тотчас же вернули обратно со словами:
— Да будет так до зари!
В камине разожгли огонь и на небольшой столик поставили изысканнейшие вина, фиги, виноград, имбирь и пахнущие корицей сладости. Настоятель снял с пальца перстень, уронил его со звоном так, чтобы все могли слышать, в пустой серебряный кубок, протянул к огню ноги и устремил глаза на большую точеную золотую розетку на сводчатом потолке. Тишина, царящая в промежутке между повечерием и заутреней, охватила и их мирок. Монах из Оксфорда с бычачьей шеей следил взором за лучем солнца, преломлявшимся на краю хрустальной солонки. Рожер из Салерно продолжал с братом Фомой дискуссию о типе пятнистой лихорадки, поразившей не только Англию, но и другие страны. Джон заметил тонкий профиль Рожера, и рука его невольно потянулась к груди. Настоятель заметил это движение и кивнул головой. Джон вынул тетрадь для наброска.
— Скромность хорошая вещь, но все же скажите ваше личное мнение, — наступал итальянец на монаха, заведывавшего госпиталем.
Из внимания к иностранцу почти вся беседа за столом велась на разговорном латинском языке. Вдумчивая и красноречивая беседа мало походила на монашескую болтовню. Фома заговорил, заикаясь от смущения.
— Должен сознаться, что я плохо разбираюсь в причинах этой лихорадки. Но, быть может, как говорит Варро в De Re Rustica [14], — некие маленькие животные, которых нельзя проследить глазом, входят в тело через нос и рот и причиняют серьезное недомогание. Но, с другой стороны, этого нет в писании.
Рожер из Салерно пожал плечами и тряхнул головой, как сердитая кошка.
— Всегда про то же! — сказал он, и Джон уловил гримасу его тонких губ.
— Ты никогда не знаешь отдыха, Джон, — улыбнулся художнику настоятель. — Ты должен был бы прекращать работу для молитвы каждые два часа, как это делаем мы. Св. Бенедикт не был глуп. Больше двух часов трудно выдерживать глазам или рукам.
— Для копировщиков — да. Брат Мартин теряет твердость руки уже через час. Но когда человека захватывает работа, он должен отдаваться ей.
Читать дальше