Виктор Косенков - Голос рассудка

Истощенный, обессиленный, совершивший за свою жизнь огромное количество прегрешений и обреченный на поражение и заслуживающий это поражение, Тир почувствовал в себе Силу. Не внешнюю, нет. Она пришла изнутри, разбуженная хрупкими пальчиками и плачем женщины, вцепившейся в его плащ. Легкий налет миллионов лет цивилизации и все предрассудки, доставшиеся в наследство от предков, слетели с Тира, как сухая шелуха. И под всем этим обнажилась та дикая, необузданная сила дикаря, вставшего на пороге своего жилища, где за его спиной испуганно кто-то жался к огню.

Вокруг них полыхало пламя, сверкали молнии, но сейчас все это было жалкой бутафорией, банальной игрой, не способной причинить зло и боль. Тир усмехнулся и выкрикнул слова своего "десерта" в призрачное лицо, плавающее за краем рисунка. Выкрикнул и вложил ту Силу, что переполняла его.

Он отдал всю ее без остатка, но Силы не стало меньше, а даже наоборот, она все прибывала и прибывала, грозя разорвать его на части, и он все говорил, говорил... До тех пор, пока не осталось вокруг ничего из того, что угрожало, давило, причиняло страдания... Не ему, но ей.

И напоследок, как раз перед потерей сознания, Тир намертво закупорил проходкоридор, что вел к его Вселенной, к его Миру, который он обрел и теперь совсем не собирался терять.

А затем ночь раскрыла над ним плащ своего милосердия.

Глаза не хотели открываться. Тело было легким, легким... И мысли плавно текли от одного берега к другому. Такой простоты и одновременно какой-то безграничности мышления Тир не чувствовал никогда. Все становилось понятно, разумно... Вскрывались скрытые мотивы тех или иных людей, поступков. Одно лишь не давало покоя. Кололо, как камешек в ботинке на долгой дороге... Только вот что? Тир не мог понять. Он прокручивал заново сцену битвы, свои действия и не мог найти ничего... Ничего, пустота, пустой...

Тир открыл глаза и увидел Натали. Ее губы слегка подергивались, лицо было мокрым от слез, а лоб покрыли беспокойные морщинки. Однако Тир всего этого не видел. Его не волновали морщинки, слезы... Это была его женщина, он отстоял ее, он доказал, что достоин ее. Ее, самой прекрасной, несмотря ни на что! А все остальное... Тир тронул лицо Натали, она прижалась к ладони мокрой щекой.

- Ты плачешь, любимая? - распухший язык с большим трудом произнес очевидное.

- Да. Извини, ты не терпишь женских слез... Мне страшно, я, наверное, глупая. Да? - она силилась улыбнуться, но не могла.

- Глуупая... - Тир растягивал слово, пробуя его на вкус - Очень глууупая... Не бойся. Я не позволю никому прикоснуться к тебе. Даже если кому-то очень захочется. Я всегда буду с тобой. Всегда. Не бойся...

- Я не за себя боюсь, - она мотнула головой и капельки слез разлетелись в разные стороны, - я за тебя боюсь. Очень.

Она ткнулась ему в грудь, вызвав прилив жгучей боли, и заплакала навзрыд.

- За меня? Совсем глупая. Я ведь жив? Жив. Со мною ничего не может случиться, совсем, совсем. Ну, перестань, ты меня совсем замочила. Я так простужусь.

Он говорил всякие глупости, что-то бормотал ей на ухо, а потом сотворил из ее слез маленького розового дракончика с симпатичной клыкастой мордашкой и такую же розу, в лепестки которой дракончик сразу уселся с таким видом, словно ждал этого события всю свою коротенькую жизнь.

А Рассудок молчал. Сила дремала. И было хорошо.

И была ночь, и было утро...

Двое лежали в измятой, растерзанной постели, а дракончик сладко спал в обьятъях розы.

Тир, несмотря на жестокую измотанность, не спал. Натали, кажется, задремала, а веки Тира уже налились той глубокой тяжестью, что предшествует забытью, но сон все не шел.

Тир не спал из-за странного, ни разу не испытанного чувства, которое теперь переполняло весь его разум и сознание.

Он не спал из-за счастья. Тир был безмерно, нереально счастлив, и от этого становилось легко, и блаженство разливалось по всему телу. Он улыбался и что-то слегка пощипывало глаза. Затем все потемнело и сон наложил на него свои сети.

Тир не знал, сколько времени прошло. Наверное, много, а, может быть совсем чуть-чуть.

- Ты счастлив? - голос был знакомый и одновременно чужой. - Я спрашиваю - ты счастлив?

Тир проснулся и вздрогнул, увидев перед собой слегка светящиеся глаза. Только потом он разглядел черты лица говорившего. Натали сидела у него на груди, и все ее обнаженное великолепие угадывалось в темноте легкими очертаниями.

- Скажи, Тир, ты счастлив? - ее голос был резок.

- Да, я счастлив, - одними губами произнес Тир, и резкая, травяная горечь словно наполнила его внутренности.