Я не смог подобрать подходящее сравнение. Наверное, Либер был прав и я уже ничего не помню о том, что было до войны. До того как стало холодно и мир погрузился в сумерки. Наверное, Либер был прав, но мне почему-то страшно захотелось переубедить его, доказать, что я еще помню тот мир и его тепло, цвет... Вот только на ум не приходило ничего, кроме окриков родителей на счет ожогов и рентген, да наглая харя бригадира в сыром и невероятно тесном штреке. Я замолчал. Мне вдруг стало стыдно. Впервые за много-много лет.
Либер очень внимательно смотрел на меня.
- Не можешь? - вдруг спросил он.
- Что?
- Не можешь вспомнить, - он сказал это так утвердительно, что мне не захотелось спорить.
- Не могу...
- В том-то и дело... Солнце теперь это только миф. Просто легенда. Красивая и нереальная. Все, что ты можешь вытащить из глубокого подвала своей памяти, так это слабые отблески чего-то большого, теплого и яркого. Но ничего конкретно. Твоя память высосана до дна, как те, кого Они бросают вокруг своего логова...
- Вампиры?
- Да... Тех, кого не тронули Мастера, высасывают до дна низшие. Досуха. И выбрасывают. Бывает, что вокруг логова набросаны целые горы обескровленного мяса. Их ведь много, каждый хочет есть. Так и твоя память, она обескровлена, и то, что ты принимаешь за свои воспоминания, это лишь призрак, который шляется в твоей голове. Призрак настоящей памяти. Неприятно, правда?
- Да. Неприятно... - все пространство вокруг вдруг стало промозглым и холодным, страшным и каким-то неуютным.
Огонь перестал, весело потрескивая, играть на стенах и теперь зло сиял кроваво-красным, полумрак вокруг меня медленно оживал.
- Либер... - тихонько позвал я.
- Хорошо, что люди еще не разучились бояться, - невпопад произнес Либер.
И тут что-то случилось. Что-то за окном. Я вскочил от неясного предчувствия... Там, на промерзшей улице без названия, стало чуть светлее. Стало... Появился цвет. На миг. Серый и тусклый стал... Как же это?.. Стал чуть розовым!
Я быстро, насколько позволяла стреляющая болью нога, поспешил к окну. Наткнулся на ящик, едва не упал... Но было уже поздно. И я знал, чем-то внутри знал, что это был не просто огонь.
- Понимаешь теперь? Восход.
Солнце, каким бы далеким оно ни было, по-прежнему служит человеку.
Правда, только потому, что человек просто оказался не в состоянии изгадить и его.
Я молчал. Сложно говорить с человеком, когда большая часть его слов остается для тебя какой-то тарабарщиной, сказанной на вроде бы понятном, но вместе с тем совершенно далеком от тебя языке. Наверное, это все потому, что я шахтер. И ушел в шахту, когда мне было только семнадцать.
- Либер, а сколько тебе лет?
- Спросил я.
- Много... - Либер задумался.
- Много.Когда я бросил их считать, мне было... Когда случилась война.
Он усмехнулся.
- Случилась война, - повторил Либер. - Само по себе забавно.
- А ты правда был военным? - спросил я, не зная, как отреагирует Либер.
- Правда, - он отреагировал на удивление спокойно, на мой взгляд он должен был, как минимум, меня обматерить, а как максимум... страшно подумать. - Только я был другим военным. Тебе, конечно, этого не понять, но я был другим военным. Да и вообще, устал я это объяыснять каждому встречному... Тут у меня свои правила. Я сплю днем. И тебе советую. Ты отсюда не выйдешь еще некоторое, довольно длительное время.
Я почувствовал себя нехорошо.
- Почему?
- Почему? - И Либер коротким, незаметным движением бросил в мою сторону маленький камешек. Откуда он только у него взялся... Попал он точно в раненную ногу, точно в забинтованную ее часть.
- Вот поэтому ты отсюда и не выйдешь, - спокойно произнес Либер, глядя на мои корчи. - Прости, я сделал тебе больно, но такой урок гораздо нагляднее и доходит быстрее, чем бесконечные разговоры о вампирах и твоей ране... А я хочу спать.
- А поесть?
Либер задумчиво почесал щеку, снял колпак, который оказался при ближайшем рассмотрении капюшоном, очень рваным и грубым, а затем взял специальную лопаточку и вытянул из печурки банку... Консервы.
У меня даже руки задрожали... Настоящие консервы. Если вы весь последний месяц питались травой-живучкой и изредка вам попадалось мясо весьма сомнительного происхождения, вы меня поймете. Консервы это то, ради чего иной раз могли и черепушку проломить. Это валюта, которая никогда не опустится в цене.
Либер бросил баночку на ящик, который служил ему столом, коротко вздохнул и достал из складок одежды довольно длинный и блестящий нож. Как он его в таком состоянии продержал, непонятно. У всех кого я видел, ножи ржавые, почти гнилые.
Читать дальше