Пол Андерсон - Планета, с котоpой не возвpащаются

Один из рорванцев жестом указал на два входа, что-то быстро говоря при этом.

— Мы почетные гости, — объяснил психолог. — Нас приглашают сюда и просят чувствовать себя, как дома.

Внутри помещение имело все тот же скупой военный вид: за каждой дверью находились две комнаты и ванная, обставлены они были низкой каменной мебелью. Очевидно, камень здесь был более привычным материалом, чем дерево. Но тут была горячая и холодная вода, сточная система, нечто вроде мыла. Кухня в деревне, очевидно, была общая.

Эйвери ушел, разговаривая с Джугасом и несколькими жителями деревни, которые казались предводителями. Фон Остен осмотрел помещения, где они находились и вздохнул:

— Мы пришли так далеко, чтобы видеть это все?

— А мне нравится, — сказал Торнтон. — Их аппаратура, общий вид города, образ жизни — это должно быть интересно.

Немец нахмурился и сел.

— Для вас, может быть. Но я пролететь тридцать тысяч световых лет и не видеть, ничто, чтобы оправдать путешествие. Нет даже хорошей драка в конце.

Джаммас-луджиль вытащил трубку и начал раскуривать ее. Лицо его было печально.

— Да. Я согласен. Без разрешения рорванцев селиться на их планете… все путешествие теряет смысл. Мы не можем высаживаться на планету, населенную сотней миллионов вооруженных туземцев с высокоразвитым военным искусством. Они устроят для нас настоящий ад, даже располагая своим собственным оружием, а я держу пари, что они скоро усвоят и наше оружие.

— Их можно покорить!

— Но какой ценой? Ценой скольких жизней? И все для блага нескольких миллионов человек, которые мы сумеем перевезти сюда. Они не наберут большинства голосов! Парламент никогда не даст на это согласие.

— Ну… рорванцев можно убедить… — Торнтон говорил это, сам не веря в свои слова.

И никто не верил. Раса, способная построить электрический генератор, не будет столь глупа, чтобы позволить нескольким миллионам чужаков высадиться у себя дома. Последствия этого они легко могут предвидеть.

Эйвери вернулся примерно через час. Он старался выглядеть бодро, но голос его звучал устало.

— Я говорил с местными вождями, они отправили сообщение правительству своей нации. У них есть несколько телеграфных линий, это новое для них изобретение. Нас просят подождать, пока они не смогут прислать к нам своих ученых.

— Каковы шансы, что они позволят людям селиться здесь? — спросил Джаммас-луджиль.

Эйвери пожал плечами.

— А вы что думаете? Это будет решаться официально, но вы уже знаете ответ так же хорошо, как и я.

— Да, думаю, что знаю.

Инженер отвернулся. Его плечи поникли.

Остаток дня они осматривали поселок. Тут было на что посмотреть. Джаммас-луджиль особенно заинтересовался двигателями. Ему рассказали, что они получают энергию от электростанции в горах. Он осмотрел маленькую, но прекрасно оборудованную химическую лабораторию. Фон Остен ознакомился с арсеналом, который включал несколько больших самодвижущихся пушек, стрелявших пороховыми зарядами, различные гранаты, мины и экспериментальный глайдер, который, несомненно, будет действовать, когда его закончат. Торнтон перелистывал печатные книги, расспрашивал, конечно, при помощи Эйвери, о состоянии рорванской физики — оказалось, что она дошла до уравнений Максвелла и сейчас работала над идеей радио. Лоренцен старался показать, что ему интересно и надеялся, что делает это успешно. Но время от времени один из чужаков бросал на него взгляд, который мог не значить ничего, а мог означать — смерть.

Вечером состоялся банкет. Весь поселок собрался в украшенном главном зале за особо приготовленными кушаньями вперемежку с выступлениями музыкантов. Глава поселка произнес речь о «руках, скрещенных в космосе». И Эйвери ответил в том же духе. Лоренцен изобразил скуку, какую испытывал бы, если бы не понимал ни слова. Внутри у него все звенело от напряжения. Весь день продолжался этот фарс. Рорванцы задавали Эйвери вопросы о его нации, ее истории, науке, верованиях, намерениях — все, что с точки зрения астронома, соответствовало бы их нормальному интересу к людям. Но к чему этот торжественный обмен вопросами и ответами, если предполагалось, что только Эйвери понимает их? Делалось ли это для Лоренцена, предупредил ли их Эйвери, что он может знать больше, чем показывает? И, если это так, то насколько он уверен в том, что знает Лоренцен?

С каждой минутой становилось все хуже: вопросы о вопросах. Что делать, что делать? Лоренцен посмотрел вдоль длинного сверкающего стола. Вокруг сидели рорванцы в своих ярких, варварских одеяниях в противоположность тускло-коричневой запачканной одежде людей — ряд против ряда, лицо против лица, все лица улыбающиеся и абсолютно недоступные пониманию. Что скрывалось в этих золотых глазах? Сидел ли он за столом с подлинными хозяевами Вселенной? Самозваными богами, играющими в простых солдат и крестьян? Когда рорванцы улыбались, в их ртах были видны длинные клыки.