Азамат Козаев: Ничей (отрывок)

За амбаром, там где открывалась вся губа целиком и нашел Безрода Стюжень. Присел рядом, спокойный, степенный, такой каким и должен быть верховный ворожец. Не гоже ворожцу быстро бегать, часто говорить, суетиться. Молча взглянул на море, на рдяную дорогу, тяжело вздохнул.

- Полуночник идет. Завтра. - Безрод заговорил первый. Ворожец вздрогнул.

- И ты тоже сведал?

- Гляжу вот на море, и мстятся мне дороги крови на снегу. Снег рано падет.

- Да, раненько падет.

- А почему против восьмерых выстоял знаешь?

- Знаю. Дурак потому что!

- Не без того. А только пока не разузнаю, кто тот молодец был, что меня в бане здравил, не уйду.

- Ну-у, жить тебе, парень, вечно! Стюжень улыбнулся.

Ну не хочет старик говорить, и не надо в душу лезть. А пустил бы - полез. А вот к себе - нет. Прячется там что-то страшное, пробовало вылезти в кругу с теми восемью битейщиками, едва не выпустил, едва не дал волю, на мгновеньичко, коротенькое мгновеньичко так стало страшно, что и без этих восьмерых едва не помер. Уж как душу запахнул - про то отдельную песнь певать.

- Поди догадался уже?

Безрод кивнул, разжевал стебелек мурмурки, горький, терпкий. Теперь ясно видел свою погибель. И на том спасибо, что от меча помереть доведется или секиры, а не от вервия волосяного.

- А выдюжишь седмицу, я того, с рукой, что ты в переулке свернул, разговорю.

- Поздно уж. Да и ни к чему то.

- Не тебя так память о тебе очищу.

- Ты вот что, ворожец, живет в гончарном конце у Жичихи Тычок, старичок. Хороший старик. Не дай пропасть, как уйдут полуночники-то.

Стюжень заглянул в глаза Безроду, но Безрод глаза прятал, не показывал. Все в землю глядел. Нельзя давать другим пить обреченность из твоих глаз, то твои мертвые воды, и только твои, сам пей, исплавай вдоль и поперек, да все сам, не подпускай к ним других.

- Ты должен выдюжить.

- Я должен?

Безрод улыбнулся. Все кому он был должен, пируют нынче у Ратника, и так странно было слышать про какие-то долги, что не сдержал Ничей улыбки. Вещий сон. Даже тот старик не знал его погибели и уж всякому дурню то теперь ведомо, что не протянет Безрод и седмицы.

- А меч твой я у себя держу. И пальцем иной не трогает.

Безрод кивнул.

Стюжень ухмыльнулся в бороду, отвернулся.

- А насчет княжа попомни.

Ослышался? Не бросил, не отвадил мысль глупую? Все о том же?

- Рот прикрой, душа вылетит не поймаешь. - Ворожец поднялся и на прощанье напомнил:

- Попомни.

Ни свет ни заря впередсмотрящие переполошили Сторожище:

- Корабли! Тьмы тьмущие!