Антон Козлов - За дверью

- Сволочь! Мерзавец! Подонок! - завизжали женщины.

Мужчины только молча сжали кулаки в бессильной ненависти.

Я задумался, насколько велика вероятность того, что под одной из луж в асфальте скрывается глубокая выбоина... Через мгновение "БМВ" уткнулся бампером в мостовую, перекувырнулся через капот, лег на крышу, вмял ее в салон, и потом еще метров сто по инерции прополз вперед, рассыпая снопы искр по мокрому асфальту.

Казалось, время остановилось. Люди и автомобили замерли на перекрестке, не обращая внимания на переключившийся светофор. Едва перевернутый "БМВ" замер на месте, из-под него поползли струйки дыма. А потом раздался глухой взрыв, и машина скрылась в языках пламени и клубах дыма. Теперь водителя не спасли бы никакие подушки безопасности.

Я спокойно направился дальше, оставив позади себя вопли людей, сигналы автомобилей и вой пожарных сирен. Я не испытывал ни малейших мук совести. Я знал, что водитель "БМВ", бандит, убийца, насильник, начальник охраны крупной нефтяной компании, давно заслуживал подобного наказания.

Теперь ход моих мыслей изменился от рассмотрения недостатков отдельных разумных существ к обоснованию необходимости эти недостатки искоренять. Тем временем дорога вывела меня на набережную. Я вспомнил, что неосознанно повторил маршрут прогулок, которые в прошлом году совершал вместе с Маришкой. Набережная неширокой московской речушки была одним из наших самых любимых мест. Особенно вон та скамейка слева...

Я повернул направо и пошел вдоль реки. Впереди двигалась шумная группа мальчишек лет двенадцати, одетых в одинаковую форму. Несомненно, это были воспитанники какого-нибудь военного училища. Каждый держал в руке по бутылке пива, к которой периодически прикладывался. Этим и объяснялись чрезмерный смех и громкие выкрики. Мальчишек сопровождал офицер-преподаватель, такой же веселый и нетрезвый. Я пошел медленнее, рассчитывая обогнать эту жизнерадостную толпу в более широком месте.

Но офицер и мальчишки внезапно остановились. Сперва я не понял, что привлекло их внимание. Затем я увидел, что мальчишки повисли на решетчатом ограждении набережной и стали бросать бутылки в воду. Точнее, не в воду, а в уток, которые плавали в реке.

Офицер-преподаватель азартно побуждал и подстрекал своих подопечных:

- В голову! Цельтесь в голову!

К счастью, нетвердые руки нетрезвых мальчишек не нанесли уткам серьезного ущерба. Напуганные птицы бросились в разные стороны, размахивая крыльями и топая по воде перепончатыми лапами.

- Бей! Бей! - заорал офицер. - Если не одну не собьете, всех отправлю в карцер! Вы мужики, а не бабы! Научитесь Родину защищать!

Есть такие люди, которые абсолютно уверены в том, что настоящим "мужиком" может быть только алкоголик и садист. Будущие защитники Родины раскачивались на ограждении, вопили во весь голос и бросали вслед взлетающим уткам последние бутылки. Вероятность того, что металлическое ограждение не выдержит нагрузки, была так велика, что мне почти не пришлось дополнять ее силой своей магии. Офицер и все мальчишки, которые навалились на ограждение, рухнули в воду вместе со сломанной секцией. На берегу остались всего три паренька. Они стояли в задних рядах и не принимали участие в жестокой забаве.

Речка, закованная в бетон и гранит, не желала выпускать свою добычу. Без посторонней помощи упавшие в воду люди взобраться по отвесным стенам набережной не могли. Мальчишки орали от ужаса, офицер-преподаватель беспомощно матерился.

Я поравнялся с теми тремя мальчишками, которые остались на берегу. Они пребывали в шоке, ошарашенные неожиданной катастрофой. На ходу я бросил им:

- Свяжите свои ремни!

Не замедляя шага, я пошел дальше. Мне не надо было оборачиваться, чтобы своими глазами увидеть, как выполняется мой совет. Об этом мне сообщила моя магия. Дети не пострадали, только вымокли в холодной осенней воде. Едва ли они поняли, что наказание последовало сразу же за их преступлением. К сожалению, они не поняли бы этого даже в том случае, если бы я попытался им все объяснить. Офицеру-преподавателю я "подарил" застуженные почки и печень. Теперь употребление алкоголя стало для него равносильно принятию яда. Врачи ему об этом сообщат. Интересно, сумеет ли он отказаться от пагубных пристрастий? О том, чтобы он переосмыслил свою жизнь и пересмотрел свои взгляды, я даже не мечтал...

Мои мысли замкнули круг. От необходимости наказания отдельных разумных существ за совершенные преступления я вернулся к рассуждениям об обществе в целом. Если государства строились на насилии и лжи, если они не только попустительствовали порокам, но, наоборот, поощряли их, то стоило ли упрекать отдельные личности за то, что они исковерканы и изуродованы? Наказывать следовало целые страны или даже миры. Но как быть с теми, кто жил по законам чести и совести, несмотря на общую вакханалию подлости?