Юрий Козлов - Проситель

-- Вы хотите, чтобы Россия продолжала быть донором западной цивилизации, и при этом хотите превратить ее в исламскую страну? -- спросил Мехмед, пропустив мимо ушей футурологический прогноз Исфараилова. Он имел большие шансы сбыться, этот прогноз, и поэтому нечего было о нем говорить. Так человеку доподлинно известно, что он рано или поздно умрет, однако далеко не всем нравится в деталях обсуждать предстоящую смерть.

-- Да, Мехмед-ага, -- вздохнул Исфараилов, -- это единственный путь. Видите ли, -- добавил после паузы, -- в мире нет универсальных ценностей, в особенности для людей, определяющих судьбы мира. Да и не только для них. К примеру, Мехмед-ага, их нет для вас, нет для меня. Наверное, нескромно так утверждать, но на определенном этапе умный человек начинает -- быть может, обманчиво -- полагать таковой ценностью единственно себя. Хорошо, если у него достает ума не навязывать вновь открытую ценность миру. Но это, впрочем, на микроуровне. На макроуровне, то есть на уровне, определяющем судьбы человечества, ситуация не столь однозначна. Можно ли считать универсальной ценностью, скажем, коммунизм или либерализм? Наверное, да, но, видимо, ценность той или иной идеи, Мехмед-ага, измеряется готовностью людей отдать за нее жизнь. В таком случае оказывается, что коммунизм на исходе двадцатого века не ценность, никто не захотел за него умирать. Как, впрочем, и за либерализм, хотя на рынке идей либерализм котируется выше, потому что под него пока еще выделяются средства. Впрочем, кому нужны жалкие человеческие жизни? -- В это было трудно поверить, но золотая, она же "моча койота" текила в поставленной Мехмедом на стеклянную столешницу бутылке... не убывала, а... определенно прибывала, хотя Исфараилов (Мехмед был готов поклясться!) наливал ее в стакан и пил большими глотками. -- Я открыл, пусть это не покажется вам самонадеянным, Мехмед-ага, самую точную и правильную единицу измерения тех или иных идей. Это не готовность человека отдать за идею свою жизнь -- кому нужна его дрянная жизнь? -- но готовность отнять -- впрямую или посредством неких обдуманных действий -- жизнь у, так сказать, субъекта, носителя идеи противоположной, у того, кто самим своим существованием пассивно или активно противостоит его идее. Воля к действию плюс готовность отнять чужую жизнь -вот универсальная единица измерения идей. Мне удалось, Мехмед-ага, определить одну такую динамичную, с очень высоким потенциалом идею... Что нам остается? Сначала оседлать, а потом возглавить.

-- Вера в Аллаха? -- предположил Мехмед. -- Великого и всемогущего?

-- Ненависть к России, -- ответил Исфараилов, -- стремление во что бы то ни стало уничтожить ее, стереть в пыль. Через ненависть к России -- к вере в Аллаха, Мехмед-ага, таков наш путь. Пока ты ненавидишь Россию, сражаешься с ней, в этом мире, нашем с вами мире, Мехмед-ага, нам будет позволено все!

-- А дальше? -- спросил Мехмед.

-- А дальше, Мехмед-ага, всеобщий и окончательный переход к Аллаху. Человечество, Мехмед-ага, как и так называемая Вселенная, -- субъект Аллаха. Но это случится не завтра и, боюсь, даже не послезавтра.

-- Но ведь если представить себе, что всякий тоталитарный режим -диктатура, фашизм и так далее -- это воплощение мужского начала, то получается, что демократия -- женского? -- спросил Мехмед. -- Если допустить, что для истинной, то есть доведенной до логического абсолюта, демократии немыслимы никакие ограничения -- как можно ограничивать свободу? -- то в их числе оказываются и ограничения, проистекающие из половой принадлежности. Разве демократично, Али, препятствовать женщине, если она хочет быть мужчиной, и наоборот? Выходит, что логически законченная демократия в идеале как раз и есть общество свободных бесполых существ. Так что, может статься, Али, Россия, не труп, лежащий поперек прогресса, а, так сказать, обогнавший всех соперников бегун? Допускаю, что нашему с тобой -- западному -- миру было за что ее ненавидеть, когда она строила коммунизм. Но за что им, то есть нам, ее ненавидеть сейчас?

-- Видимо, за вечно длящуюся незавершенность, -- ответил Исфараилов. -Она должна исчезнуть, чтобы перестать показывать другим, что их ждет. Ведь если вдуматься, Мехмед-ага, -- поднял на Мехмеда непроницаемый черный взгляд, -- пола нет ни в раю, ни в аду.

"А ты? -- чуть было не спросил Мехмед. -- Какого ты сам пола, Али?" Но вместо этого только усмехнулся:

-- Откуда там пол? Если рай в небесах, а ад внутри подземного огня? Там -ни пола, ни стен.