Александр Карнишин - Игра

— Я скажу, скажу, конечно, — бормотал он, пытаясь собрать разбегающиеся мысли. Вот голос его окреп, стал слышен всем:

— Вот, значит, что, друзья мои… Ночью на село напали пришедшие с юга по старой дороге неизвестные. Они были конно, — со значением поднял он палец, призывая внимание. — Чем вооружены — неизвестно. Трупов не осталось. Раненых не осталось. Это мне рассказал староста села. Дружинникам помогли свободные, услышавшие колокол. Если бы не они… В общем, в селе семеро погибло. Вырезаны все парные патрули. Вырезаны враз, без боя. Селяне в панике. Наши на колокол тоже подтянулись — вон, Пётр со своими ходил. Но помочь не успели, враги отошли. Село договорилось со свободными о помощи. Сейчас в селе патруль. Но патруль пришел уже после боя. И еще учитель прибежал, говорит, что батюшка сельский — агент патруля. Вот такие дела. Прошу высказываться.

— Старый, а ты что же молчишь о свободной? Той, что мы приволокли? Ты же с ней говорил, да? Допрашивал? Что — свободные?

— Я предложил тему, давайте всё же по делу, а? Дело у нас сегодня: новая опасность. Так?

— Так, да не так, — поднялся Пётр. — Старый, я что-то не пойму ничего, а ты не говоришь ничего. Это не по-людски. Не по-нашему это… Вот, скажи, скажи, ты же сам учил нас: главным для нас является охрана хранилища, так?

— Так. Да. Это самое главное.

— И что нам тогда с селом делить и с патрулем? Что ты тут о патруле стал накручивать? У нас с кем кровь? Со свободными! Так, братья? — оглянулся он кругом.

— Так, так, — как ожили вдруг все вокруг. — Правильно говоришь, Петро! Враг наш — свободные!

— Вот. И народ так же говорит. А ты — патруль, патруль… Батюшка… Старый, что говорит свободная, которую мы ночью повязали? А? Ты скажешь сам или мне сказать?

Старый, сгорбившись у стены, опершись на нее, молчал, всматриваясь в такие знакомые лица.

"Так. Командиры отрядов. Ветераны. Учителя — все. Оружейники. Шумят только бойцы. Учителя и оружейники слушают. На ус мотают"

— Молчишь? Ну, так я скажу. Этой ночью мой отряд словил свободную. Мы ее придавили малость, а потом дотащили в хранилище. И была она жива, а лекарь ее подлечил. И старый с ней говорил… И что теперь? Мне передали, что он отпустил свободную!

— Это не тема для обсуждения…

— Он говорит теперь, что освобождение свободной — не обсуждается…,- развел руками Пётр и опять оглянулся вокруг, широко разведя руками, как будто в полном недоумении. — Наши отношения со свободными — теперь, выходит, не обсуждаются… Ну, правильно, ведь? Что там обсуждать? Резать их надо! — резко махнул рукой сверху вниз.

— Да-а-а! Резать! Так! Ты прав! — раздалось слева и справа.

Со своего места в темном углу поднялся старейший из находящихся в строю хранителей. Совершенно седой — его полностью белая голова поблескивала в полумраке — но еще достаточно крепкий, чтобы ходить в караул, он молча стоял и смотрел на Старого. И постепенно замолкли сначала те, кто был ближе к нему, а затем тишина кругами, кругами распространилась на весь зал, на всех присутствующих.

— Старый. Ты еще помнишь меня?

— Ты смеешься? Мы же вместе…

— А то я уже подумал, было, что это — не ты. Старый, скажи этим молодым, что они врут. И я сам предложу сменить командира первого отряда. Ну? Ты не молчи, Старый!

Совет вышел из рамок предложенной темы. Вышел далеко, "загнать" обратно будет трудно, если не невозможно.

Старый оторвался от стены, сделал шаг вперед, по направлению к ветерану, смотря ему в глаза:

— Я хотел говорить совсем не об этом, друг мой. Есть проблемы, над которыми я ломаю голову. Есть проблемы, которые надо обсудить…

— Нет, Старый, скажи им, что ты сделал со свободной? Ты сам зарезал ее? А? Или сначала побаловался? Не так уж мы и стары, да? Ну, скажи этим молокососам! — подмигивал с ухмылкой ветеран.

— Да-да, — из темноты прорезался голос командира второго отряда, невысокого крепыша Виктора. — Скажи нам, молокососам, Старый… Ну?

Именно его люди были в карауле вчера и сегодня утром. Уж он-то знал, где и что со свободной…

— Я…,- начал было.

— Ты отпустил ее, — ласково улыбнулся Виктор, подойдя вплотную и глядя ему в глаза. — Ну? Скажи же всем: ты отпустил ее. Скажи, Старый, народ ждет, — повел он рукой.

Вставали ветераны. Встали все командиры отрядов. Учителя и оружейники остались где-то позади, за плотной стеной крепких спин.

— Старый? Что же это? Ты терпишь такие слова? Ну, Старый? — это было как в собачьей стае, когда окрепший молодой пес начинал вдруг лаять на старого вожака, и вся стая смыкалась кольцом, ожидая, чем закончится схватка.