— Послушай, — сказал Брянов Устьянцеву, — подними-ка пятую опору. Кажется, мы ее гнездо придавили.
Птица отскочила, когда дрогнула опора, но не улетела, а продолжала стоять рядом, приподняв крылья и сложив на груди свои лапки-ручки, пристально смотрела, как выползает из грунта длинный блестящий щуп. Потом кинулась к ямке, принялась судорожно копаться в ней и вдруг с громким отчаянным криком метнулась к Брянову. Он не успел ни отскочить в сторону, ни даже подумать о необходимости отскочить, как робот сбил ее широким парализующим лучом. Затем робот подкатился к ямке в грунте.
— Гнездо, — как всегда чужим, бесстрастным голосом сказал он. Пустое гнездо.
— Пустое? — удивился Брянов.
Робот ничего не ответил: он никогда не повторял уже сказанное.
Птица лежала на спине, раскинув крылья. Одно крыло было подвернуто и, как видно, сломано. Наклонившись, Брянов рассмотрел, что это не птица и не бабочка, а некое существо с голой розовой кожей, действительно похожее на куклу, только с крыльями, этакий херувимчик, каких он видел на репродукциях древних земных картин. У нее было нежное личико, напоминавшее лицо ребенка.
— Возьми ее, возьми, — услышал он взволнованный голос Нины.
— Зачем?
— Возьми, — настойчиво повторила она. — У нее крыло сломано, я ее вылечу.
И тут же из люка выпала грузовая платформа. Брянов осторожно поднял это странное существо, оказавшееся неожиданно легким, положил на платформу. Подождал, пока платформа скроется в люке, и только после этого неторопливо начал подниматься по трапу.
Когда он прошел санобработку и, освободившись от скафандра, шагнул через высокий комингс внутрь аппарата, то увидел, что Нина находится уже в карантинной камере, облачившаяся в скафандр, склонившаяся над распластанной на столе птицей.
— Подумать только, — говорила Нина, — совсем ребенок. Совсем как моя Сонечка…
Она гладила перепончатые крылышки, гладила крохотные ручки и плакала.
Брянов посмотрел на Устьянцева, Устьянцев посмотрел на Брянова, и оба они, ничего не сказав друг другу, с тревогой подумали одно и то же: как бы неожиданная эта привязанность не обострила Нинину боль, не лишила ее воли.
Птица открыла глаза, быстро огляделась и вдруг дернулась. Нина удержала ее, ласково прижав к столу, погладила по голове, покрытой каким-то подобием мягкого рыжеватого войлока. Птица глядела вполне осмысленно и слабо испуганно попискивала.
— Отпустите меня! — вдруг сказал робот.
— Что? — удивился Брянов.
— Не ешьте меня. Я принесу много розовых плодов.
— Что ты болтаешь?!.
И тут он вспомнил об этой одной из бесчисленных способностей робота к быстрому лингвистическому анализу. Никогда еще за многие десятилетия экспедиции не предоставлялась возможность воспользоваться этой его способностью. На многих планетах встречались живые существа, но еще никогда разумные.
— Ее что, можно понять?
— Так же, как вас…
В этот момент птица снова стала биться, вырываясь из рук Нины.
— Ты можешь сказать ей, чтобы не боялась нас?
Робот зачирикал с видимым удовольствием. Птица перестала биться, с удивлением уставилась на Нину и закрутила головой, не понимая, откуда исходят звуки. Потом запищала тихо, жалобно, мелодично. Робот помолчал минуту и вдруг засвистел какую-то, как показалось Брянову, колыбельную песенку. Птица засвистела в свою очередь. Они пересвистывались минуту, другую, третью.
— Ну? — не вытерпел Брянов.
— Я ей все объяснил, — сказал робот.
— Теперь объясни, пожалуйста, нам.
— Она думает, что мы ухи.
— Кто?
— Точнее сказать, уххи — пожиратели аев.
— Ты можешь объяснить по-человечески?
— Роботы все могут.
— Тогда давай.
— Что именно?
— Рассказывай! — взорвался Брянов. — О чем она говорит?
— Она боится, что мы ее съедим. Уххи, как говорят ззумы, съедают больных аев.
— Кто такие ззумы?
— Жители нор, вроде как слуги. Ззумы делают для аев мягкие норки и баюкают их ласковыми песенками. А в благодарность аи приносят ззумам сладкие розовые плоды с вершин деревьев.
— Спроси, разве мы похожи на этих самых уххов?
Робот зачирикал, птица ответила, и снова они долго объяснялись меж собой, словно подпевая друг другу.
— Никто из аев никогда не видел уххов. Их знают только ззумы, наконец ответил робот.
— С ума можно сойти от этих ахов и ухов…
Брянов прошелся по мягкому полу, в задумчивости остановился перед иллюминатором, за которым уже разливалась белесая муть рассвета. Сколько мечтали они о контактах с иным разумом! Рисовали картины торжественных встреч на высоких орбитах, полетов над сказочными городами. На всякий случай разрабатывали варианты защиты от возможной агрессивности чужаков. И в этих своих мечтаниях, как видно, недалеко уходили от вымыслов первых фантастов с их «борьбой миров» или любвеобильными Аэлитами. Но фантастика, даже если ее называют научной, всего лишь чтиво, упражнение для воображения, но никак не источник информации, не прогноз. Космические дали ужасающе одинаковы что в солнечной, что в других звездных системах. И если в этой монотонности вдруг появляется нечто неожиданное, то оно, как правило, непредсказуемо.
Читать дальше