Хлопали и настежь распахивались двери в натопленных «козлами» комнатах. Бригада плотников, неизвестно откуда раздобывшая водку и портвейн, вовсю гуляла в большой комнате, приспособленной под красный уголок. По коридору в поисках приключений ходил какой-то парень. Он сунулся было в комнату Лободова, но, увидев приподнявшуюся с подушки всклокоченную бороду рослого бригадира монтажников, повернул обратно.
Через тонкую стенку явственно доносились подвыпившие голоса, кто-то играл на гитаре. От всего, этого, несмотря на то, что страшно хотелось спать и сами собой опускались веки, Лободов заснуть не мог и злился, все более и более распаляя себя.
Кто-то завыл, стараясь перекричать аккомпанемент гитары:
А мы едем, а мы едем за деньгами,
За туманом пущай едут дураки!
Лободов натянул на голову одеяло, закрыл глаза и, пытаясь успокоиться, начал считать до ста. Где-то на седьмом десятке он почувствовал, что начинает засыпать, и уже сквозь сон услышал, как на улице остановилась машина, хлопнула входная дверь…
Старостин, поначалу опешивший от духоты и спертого, накалившегося воздуха общежития, остановился в нерешительности, удивленно покрутил головой, расстегивая пуговицы полушубка. От резкой перемены температуры он вдруг почувствовал, как жарким огнем начинает гореть обмороженное лицо, от тепла заныло, расслабляясь, все тело.
— Вот сволочи! — не смог сдержаться Антон и быстро пошел на звук гитары.
Плотники гуляли вовсю. Под столом валялись пустые бутылки, поблескивало неровным светом битое стекло. Залитая портвейном клеенка была заставлена гранеными стаканами, вперемешку с нарезанной колбасой валялись ломаные куски хлеба, стояли рыбные консервы.
Под окном на четырех кирпичах вопреки всем правилам техники безопасности лежала здоровенная труба, обмотанная толстенной, жарко пылающей спиралью, а около нее, полураздетый, в трусах, сидел Звонарев — русоволосый курчавый парень — и ожесточенно бил по струнам. Напротив него, на скомканной постели, сидел худой, будто высохший мужичонка лет сорока и гнусаво тянул:
Я знаю, меня ты не ждешь и писем
моих не читаешь, встреча-а-ать ты меня
не приде-е-ешь, об ентом, роддная, я
знаю-ю-ю.
По заросшим щекам «певца» обильно текли слезы, и он, видно, наслаждался своей ролью. Пригорюнившиеся плотники молча слушали Кузькина — Антон сразу же вспомнил его фамилию, — и только изредка, не выдержав душевного накала, кто-нибудь из них подхватывал:
…об этом родная, я знаю-ю-ю.
Остановившийся в дверном проеме Антон молча смотрел на певцов, и в груди давящей волной нарастала злоба. Сейчас, когда буквально каждый человек был на счету, эти здоровенные лбы позволяли себе такое. «А Кузькин-то, — распалялся Антон. — Под заключенного работает. Ах, тунеядец несчастный!» Два месяца назад Кузькин пришел в отдел кадров, чуть не плача попросился на плотницкую работу. Особой нужды в плотниках тогда не было, но они пожалели этого худосочного мужичка, высланного за тунеядство из Москвы, и направили его в плотницкую бригаду. И вот на тебе…
— Кузькин, завтра придете за расчетом в отдел кадров.
Певец вскинул голову, и вдруг выражение его лица начало медленно меняться, приобретая плаксивый, жалостливый оттенок.
— За что?
— За пьянство!
— Но ведь не возбраняется…
— За пьянство в то время, когда все работают, когда жизнь людей под угрозой. — И вдруг, не сдержавшись, выплескивая из себя все, что накопилось за эти такие длинные сутки, закричал: — За то, что дети замерзают…
— А ты, Антоша, не кричи на нас, — неожиданно вступился за Кузькина Звонарев.
— Тут тебе комсомольцев нету. А мы сами с усами. Законы знаем. И вкалывать по двенадцать часов в сутки никто не заставит. Права такого нет. Понял? — Он вдруг скособочился и, сбросив на лоб челку, звонко ударил по струнам, заплясал, задергался перед Старостиным:
А ты, начальничек, без ручки чайничек, а
ты, начальничек, ходи домой…
Антон выхватил у него гитару, с размаху ударил о стол и с обломанным грифом в руке, ничего не соображая, пошел на опешивших, замолкших плотников. И тут кто-то крепко обхватил его сзади. Он обернулся, увидел Лободова, бросил гриф, сказал как можно спокойнее, сдерживая себя:
— Всем, кто сегодня пил, завтра в девять утра быть в управлении. А сейчас немедленно отключить все нагревательные приборы и на эту ночь перейти в баню. Подстанция такой нагрузки тащить не может, все электричество пойдет на котельную, детсад, больницу, мастерские…
Читать дальше