Зиновий Юрьев - Чужое тело, или Паззл президента

Первое, что купил, — эту шубку Танюшке своей. Сказочной красоты коричневая каракульча. А уж сколько за нее заплатил — и сегодня вспомнить страшно, даже оторопь берет. Увидела она ее — и в смех и в слезы одновременно. Да ты не купец, Петюня, ты, видно, с кистенем на большой дороге орудуешь. Признавайся, скольких за шубку порешил? Для нее шутки, а я-то знал, что уж три жизни как минимум мой новый капитал стоил.

Через полгода купил я пять бензоколонок, но быстро понял, что попал не в свою весовую категорию. Этим делом народ посолиднее занимался. Это тебе не двери сверлить или турецкое барахло в тюках на себе переть. Пока думал, как мне ноги живым унести, два раза чуть-чуть меня не подстрелили. Один раз просто не попали — на ходу по машине стреляли, а хорошие киллеры тогда на вес золота были, не хватало их, а второй, когда около дома по незнакомой запаркованной машине с темными стеклами каким-то верхним чутьем почувствовал, догадался, что, похоже, поджидали меня в подъезде. Я через другой подъезд прокрался — всё ж таки вырос в этом домишке, каждый кирпич здесь в лицо знал, — чердаком прошел к своей лестнице, тихонько спустился, помню, не дышал даже от сосредоточенности, заметил стрелка и первый — чего уж теперь скрывать — со второго этажа его продырявил. Был у меня тогда такой увесистый немецкий «глок» с глушителем и лазерным прицелом — такая симпатичная оранжевая точечка в мишень упиралась — не промахнешься… Что, помню, меня потом уже больше всего поразило — это то, что действовал я быстро и хладнокровно. Хотя и проигрывал мысленно подобные ситуации не раз, всё равно, казалось, должен был я трястись от ужаса. Что ни говори, моя жизнь на кону стояла, и человека ведь убил. Ан нет. Должно быть, давно уже я вписался в систему, где убийство было сведено к обычной человеческой деятельности. Как, наверное, и было всегда в жестокой истории гомо сапиенс, которая и впрямь была жестокой в лихие девяностые годы.

А дальше всё было уже просто. Быстренько поднялся обратно на чердак, спрятал на всякий случай пистолет в тайничок, который у меня давно там был присмотрен, спустился через другой подъезд, вернулся к машине, которую на всякий случай оставлял в разных местах, только не у дома, потому что по машине человека найти куда проще, чем по физиономии, и поехал в ночной клуб, где бывал не раз. А уж оттуда позвонил Танюшке. Приезжай, говорю, в клуб, я дельце одно провернул сегодня удачное, надо обмыть. Наверное, что-то она почувствовала, потому что спрашивать ни о чем не стала и тут же примчалась в клуб. Вся встрепанная, только что, видно было, из халата вылезла. А глаза испуганные.

— Что случилось, Петенька?

— Ты, когда выходила, ничего не заметила?

— Да н-нет, вроде. А что я должна была заметить?

— Да ничего особенного. О трупик на лестнице не споткнулась случайно? Да не трясись ты так, не о моем же речь.

— Петенька… — говорит, а у самой губы трясутся, — Петенька…

— Не споткнулась — и слава богу. И скорой во дворе не было?

— Н-н-нет…

— И милиции?

— Не было.

— Тогда давай выпьем, любовь моя, за спокойствие наших границ. Помнишь, как пели когда-то? Мы рождены, чтоб сказку сделать былью… что-то там еще, а потом: и в каждом пропеллере дышит спокойствие наших границ. Ну а то, что за спокойствие иногда надо платить — это первый закон природы. Бесплатного сыра, Танюшка, как выяснила наука, не бывает.

— А труп…

— Видно, забрали его подельники. На всякий случай.

— А он, Петенька, он… он что…

— Да ничего, просто хотел, чтоб об мой труп споткнулись. Работа у него такая. Я бы в киллеры пошел, пусть меня научат.

А уж когда «мерседес» мой взорвали вместе с водителем — хороший был парень Гена — я из нефтяного бизнеса как ошпаренный выскочил. Продал свои колонки первому же покупателю. Почти, кстати, ничего и не потерял. Основал компанию, которая занималась импортом компьютеров. Тогда, в первой половине девяностых, компьютеры были на вес золота. Крали их из офисов и складов беспощадно. Вообще по тому, что в основном воруют, можно судить об эпохе куда точнее, чем по томам исторических исследований. Был бы я историком, диссертацию защитил на эту тему. И назвал бы красиво, что-нибудь вроде «К вопросу о краденом как показателе спроса и предложения эпохи». В двадцатых, говорят, больше всего воровали галоши, хотя тинэйджеры сегодня могут вообще и не знать, что это такое. В тридцатых — кальсоны с бельевых веревок, на которых они сушились, тащили. И они были ценностью. Ну и так далее. Сначала ввозили мы компьютеры целиком, потом — детали, из которых сами собирали их. В этом деле уже давно международная специализация сложилась. Жесткие диски, например, ввозили из Тайваня, в производстве процессоров царствовали США, периферию сразу захватили китайцы и так далее.