Леонид Кудрявцев: Выигрыш

Клоб пробился к прилавку, рыженькая продавщица с размалеванным, как икона, лицом, с килограммовым золотым браслетом на левой руке и серебряной гирькой в правом ухе, подмигнула ему, махом заприметив и определив как своего.

И он по-хозяйски шагнул за прилавок и тоже подмигнул. А она, сказав что-то шаловливое, щелкнула его пальцами по носу. Он же попытался перехватить этот пальчик зубами, с шутливым "гр-р-р-р-м" и так далее, и тому подобное, пока все это БЫДЛО ожидало, когда они натешатся, и только угрюмо молчало. Но ведь известно, быдло на то быдло и есть, чтобы угрюмо молчать - и больше ничего. Правда, иногда находится какой-нибудь крикун, но одного можно и к ногтю. Когда остальные молчат - это запросто.

Ну ладно, некогда ему.

Клоб что-то сунул в карман продавщицы, вынул из воздуха сетку, которую она быстро и ловко нагрузила яркими, цветными коробочками, перевязанными золотистыми ленточками со множеством иностранных букв и иероглифов и, конечно же, (куда от них денешься?) изображениями красоток с пышными формами и минимумом одежды.

Все, дело сделано.

Он шагнул из-за прилавка и тотчас же насторожился. Что-то неладно. Точно! К очереди подходила бабка. А как известно, деловые люди боятся только бабок, потому что те никого не боятся и способны практически на все, от линча до полной конфискации дач и машин.

Вспоминал он это на бегу, потому что надо было уносить ноги. А тут, кстати, подвернулся проходной двор. Нырнув в него, Клоб остановился и, отдышавшись, выглянул на улицу. Все было спокойно. Он потопал дальше, гулко печатая в темноте уверенные шаги.

Слева возникла какая-то личность со стаканом в руке. Клоб ткнул ее легонько в живот двумя пальцами и вкрадчиво сказал:

- Утухни, чадо. Что, давно окурки в глазах не шипели?

Чадо стушевалось и исчезло в какой-то нише.

Миновав проходной двор и выходя на улицу, Клоб все еще усмехался. Его несло. А ведь когда-то этот тип был способен пугать его до смерти. Когда-то... Да он сам себя боится! Они все трусы, эти хулиганы. Эх-ма, ну и жизнь пошла.

Проходя мимо книжного киоска, Клоб подмигнул продавщице, и та тотчас же ему заулыбалась, кокетливо стреляя глазами. Пришлось свернуть к киоску.

Открыв дверь, Клоб прошествовал прямо к хозяйке и хлопнул ее ладонью по округлому боку, одновременно выговаривая: "У-тю-тю... пышечка... кошечка... лапочка...", обмирая от собственной наглости, даже чуть зажмурившись в ожидании пощечины. Но ничего особенного не случилось. Продавщица зарделась, забормотала:

- Ну вы скажете, хи-хи-хи... охальник, ой вы охальник.

- А как же, а как же, - осмелел Клоб, давая рукам полную волю. Но продавщица уже тянула у него узорную коробку из сетки.

- А что это у вас? А-а-а... "хлостики"! У-у-у-у... да еще и с перконовыми вставками! Сила! А слышали последнюю песенку у "клопиков"... ну эту... "вдрызг напившись, бодаю ворота..."? А та мымра из продмага опять к своему дураку вернулась. Нет, бывают же мужики! И даже не пикнул! Опять белье ей стирает. Дурачок! Эх, мне бы... Ну, да ладно... Все там будем... Ты "Три покойника в доме с пурпурными трубами" имеешь? Нет? Мен на мен. Я у тебя одну эту, а тебе "покойников". Заметано? Чего головой мотаешь? Ну, так уж и быть, добавлю эту... как ее... а! "Тайны сексулистской проблемы". Между прочим, заграничное издание, но на нашем языке. Все, железно, бери...

Она вытащила из-под прилавка две книжки. На обложке одной был нарисован сумрачный тип в низко надвинутой шляпе, с окровавленным кинжалом в руке. На другой - довольно миловидное женское лицо, но почему-то с открытым в крике ртом и вытаращенными глазами.

Пока продавщица прятала под прилавок одну из его коробок, Клоб ошалело рассматривал книжки. Потом захотел что-то сказать, уже и рот открыл, но испугался, что сморозит глупость, и по этой причине впал в некую задумчивость. К счастью, продавщица истолковала его состояние, как восхищение сделкой. Она мягко взяла Клоба за плечи, развернула и, сказав, что скоро придет ее любовник (а он такой дурашка, такой ревнивец - чуть что за перо хватается), деликатно, но довольно настойчиво вытолкала на улицу.

Некоторое время Клоб стоял возле киоска, нащупывая в кармане сигарету и остывая. Когда отступило, закурил, потихоньку соображая: пожалуй, влип.

Господи, да что это со мной деется? Кто я теперь, я - бывший простой человек? Ведь всю жизнь честно тянул лямку. И нет был бы чей-то сынок, а то ведь так, без роду без племени. И как теперь быть? И что делать, если даже продавщица книжного ларька принимает за своего?