Елена Вахненко: Сквозь время

— Киннет! — с каким-то неясным облегчением воскликнула она и немного вино-вато улыбнулась. — Как хорошо, что ты пришел…

— Как же я мог пропустить праздник на берегу моря? Веселые песни, музыка, смех нет, я не могу пропустить этого. Кстати, — Киннет неожиданно стал серьезным, и даже голос его изменился, — я хотел поговорить о мрачном настроении одного мое-го друга, — он усмехнулся, заметив на лице девушки недоумение. — Да, Стелли, не удивляйся. Именно о настроении. Мне кажется, ты в этом частично виновата. Не до-гадываешься, о чем речь? — в его глазах забегали лукавые искорки. Стеллия вскину-ла взгляд и почти возмущенно посмотрела на него.

— В чем это я виновата?! — она умолкла и вдруг резко обернулась. Вдоль берега молча бродил Кол, не глядя в ее сторону. В горле девушки возник горячий ком, она нервно вздрогнула и отвернулась. Некоторое время они с Киннетом шли молча, по-том Стеллия, решив, что совладала с голосом, медленно протянула:

— Что за друг?

Длинные темные волосы Киннета разметались от ветра, юноша провел рукой по своей тонкой бороде и чуть вздохнул.

— Его зовут Колом, — сказал он и всмотрелся в ее лицо. Стеллия чуть побледне-ла и сцепила руки.

— Я и не знала, что ты знаком с ним, — тихо проронила девушка, скорее это были мысли вслух, чем предназначенная кому-то фраза.

— Я тоже не знал, что ты знаешь его, — усмехнулся Киннет, внимательно глядя на подругу. Какая красивая и какая печальная… Он совсем не узнавал ее. Видно, действительно, произошло что-то необычное, раз два таких хорошо известных чело-века столь внезапно изменились! Помолчав, Киннет продолжил: — Сам-то я давно с ним знаком. Прекрасный человек, между прочим, — многозначительно добавил он.

— Такой прекрасный, что обидел меня! — напряженно откликнулась девушка, стараясь не смотреть на друга. На ее скулах невольно вспыхнул румянец, Стеллия ощутила это и нервно сжала ладони.

— Он и не думал обижать тебя, тут все гораздо сложнее… — успокаивающе по-ложив руку ей на плечо, мягко проговорил Киннет. — Честно говоря, я и сам не все понимаю… Может, тебе самой подойти к нему?

Стеллия вспыхнула:

— Ну уж нет!

— Хотя, впрочем, это и не поможем, — наконец, решился сказать он и осторожно глянул на девушку. Последняя нахмурилась и остановилась.

— Почему это? — неестественно спокойным голосом спросила она.

…"Не знаю, почему все произошло именно так…" — вздохнула Стеллия, растя-нувшись на длинном мате. Полина, невысокая миловидная женщина в темно-лиловом платье, приподняла голову и взглянула на дочь.

— Все должно быть так, как оно идет. В конце концов, ничего не изменишь. Не страдай так, дочка, — ласково произнесла она, вновь возвращаясь к прерванному ри-сованию. Стеллия печально смотрела перед собой.

— Ну, почему он уезжает? Киннет мне так и сказал. А я не поняла, из-за чего.

Полина вновь отложила в сторону мраморную дощечку и рисовальную па-лочку, встала и приблизилась к дочери. Бедная ее девочка! Любовь — явление не-обыкновенное, она помогает духовному развитию лучше любого другого средства. Но она не всегда приходит в радужных красках, иногда заставляет страдать. Как же сделать так, чтобы Стеллия смирилась и не мучилась понапрасну? Женщина нежно положила ладонь на пышные волосы Стеллии, и та, приникнув к матери, расплака-лась, как в далеком детстве.

— Почему? — сквозь слезы спросила она. — Он неправильно поступил.

Полина некоторое время молчала, не зная, как объяснить дочери ее неправо-ту и в то же время не обидеть. Наконец она заговорила:

— Не стоит привязываться к определенной системе отчета, дочка.

Стеллия подняла голову и с удивлением взглянула на мать.

— Да, — улыбнулась Полина. — За время жизни с твоим отцом я многое почерп-нула из его философии. Но то, что я сейчас тебе скажу, я взяла не из его слов. Это мои собственные мысли, хотя, не спорю, на них меня натолкнул Корен, — лицо По-лины стало мечтательным, она улыбнулась и продолжила: — Каждый человек выду-мывает собственную систему отчета, так сказать собственные рамки поведения. Со-гласно этим рамкам такой-то человек должен поступать так-то, такой-то так-то, а иначе он "неправильный". По твоей системе отчета он должен был поступать иначе. Я не говорю тебе о людях, которые изредка появляются, с серьезными отклонения-ми в психике, заставляющими идти их на страшные поступки наподобие убийств. Я имею ввиду повседневные "хорошо-плохо". Однако рамки остаются рамками. Они не могут вместить всю сущность человека, а как бы обрезают по своим границам все, встречающееся на ее пути. И получается, что все в рамку не вместилось, быть может, самое главное осталось за ее пределами. А внутри рамки — какой-то неясный огрызок человеческого поступка. И ты, смотрящая на этот поступок через подобные рамки, видишь такой вот огрызок, а важного не замечаешь — оно просто не вмести-лось в твои рамки. А вдруг объяснение его поступка кроется как раз за их предела-ми?