Юрий Константинов: Лицо Аэны

— В общем-то знал, — отозвался Карелин. — У меня свои счеты с Сентябрией. Похоже, теперь моя совесть перед Верой чиста. После того как ее не стало, я почти перестал спать. Свои ночи я проводил в гравилете над трясиной. Мне нужно было понять, что представляет собой Сентябрия, что мы для нее. Вы искали пути к кобальту, а я пытался достучаться до ее сердца. Дразнил ее, чудом уходя от липких извержений… Сбрасывал в кипящую грязь приборы двусторонней связи, кричал, умоляя вернуть Веру… Наверное, я поступал безрассудно, наивно с точки зрения серьезного исследователя.

— Но, ты знаешь, однажды мне показалось (это трудно объяснить словами), что Сентябрия, вернее, это существо, стерегущее кобальт, приглядывается ко мне.

— Существо, стерегущее кобальт?.. — переспросил Белов.

— Да, поверхность Сентябрии действительно представляет собой особую биосистему. Впрочем, это может быть и соединением живой материи с неорганическими структурами. Во всяком случае, эта оболочка — надежный страж кобальтового сокровища. Надежный и жестокий, — добавил он.

— Выходит, Сентябрия — это не совсем планета.

— Это совсем не планета, — поправил Карелин. — По крайней мере, в нашем обычном представлении. Сентябрия — искусственная кладовая кобальта. Своеобразный склад с источником энергии, который держат про запас на задворках галактики. Энергия ведь нужна любой цивилизации. Даже самой высокоорганизованной.

— Значит, все это время мы пытались завладеть тем, что принадлежит другим?

— Похоже. В определенном свете наши действия выглядели неприглядно. Во всяком случае, с точки зрения человеческой морали.

— Но мы же ничего не знали, черт подери!

— Незнание не освобождает от ответственности, — сказал Карелин. — За постижение простых истин приходится иногда платить очень дорогой ценой, — закончил он с горечью.

Некоторое время они молчали. В отдалении над горизонтом мерцало алое сияние. Огненные сполохи отбрасывали длинные тени от их скафандров.

— Как ты узнал? — тихо спросил Белов.

— Помнишь, я обратил внимание на изменившийся цвет сияния? — вопросом на вопрос ответил капитан.

— Да… Погоди, это было чем-то вроде сигнала?

— Наверное. Сигнала вызова или тревоги, обращенного к тем, кто создал эту кладовую энергии. Вскоре я понял, что сигнал услышан. Однажды, когда допоздна задержался в своем отсеке, неожиданно вспыхнул экран. Вначале я подумал, что это просто галлюцинация из-за бессонницы — прибор не мог работать в такое время.

— Что было на экране? — вскрикнул Белов.

— Скопления странных, бесформенных, быстро перемещающихся цветных пятен. Я смотрел на них и переживал какое-то необычное, ни с чем не сравнимое ощущение. Чувства мои словно обострились до немыслимого предела. Я вглядывался пристально в это хаотичное цветовое скопление и, казалось, различал отдельные, поражающие воображение черты. Что-то похожее на огромные лучистые глаза, тонкие и гибкие пальцы, высокий бугристый лоб… Но чтобы увидеть все это, мне приходилось совершать усилие, словно преодолевать что-то внутри себя.

Неожиданно на экране возникло мое собственное лицо. Его снова сменило знакомое изображение. Я понял, что вижу хозяев Сентябрии. В ту ночь, несмотря на огромное возбуждение, я впервые крепко заснул. А утром связался с Межгалактическим центром и попросил разрешения на контакт.

— Конспиратор!.. — проворчал Белов. — Не мог хотя бы мне рассказать.

— Не мог, — качнул головой Карелии. — Если в отсек случайно кто-то заглядывал, экран тут же гас. Они хотели иметь дело только со мной, не знаю почему. Возможно, все дело в элементарной предосторожности. После всего, что мы здесь творили, это можно понять. Позднее на экране стала возникать Сентябрия, наш стартующий рейдер и… и я, стоящий на краю алого многоугольника. Насколько я понимаю, это посадочная площадка для их корабля. Вот отчего поверхность Сентябрии обрела такую твердость — она должна вынести его тяжесть.

Белов в изумлении потряс головой:

— Ты хочешь сказать, что остаешься?.

— Остаюсь, — твердо ответил Карелин.

— Но… я ничего не понимаю. Чем ты будешь питаться, как дышать? Ты подумал, что запаса кислорода хватит максимум на неделю?

— Обо всем я подумал, — ответил Карелин. — На моем гравилете — достаточный запас воды и пищи. Что же касается кислорода…

Быстрым привычным движением капитан рейдера отстегнул шлем и бросил его к ногам потерявшего дар речи Белова. Глядя на его побледневшее лицо, сказал громко, так, чтобы слышно было без прибора связи: