Андрей Курков: No Name

Эта экскурсия окончилась плачевно. Местные жители, с которыми мы шли, оглушили нас по дороге, связали и передали в руки какой-то джирге. Я так и не понял, что обозначало это слово. Во всяком случае это не было название местного суда или подобного карающего органа. "Джирга", представлявшая собой трех седобородых горцев, отвезла нас в городок, где случилось непредвиденное: такие же горцы расстреляли сопровождавшую нас "джиргу", перегрузили нас на других ослов и снова уволокли в горы.

В конце концов мы попали в то же ущелье, из которого отправлялись на "экскурсию". Вечером, оставшись один, я нашел какую-то военную форму зеленого цвета, которую горцы использовали вместо подушки. Я одел эту форму и спустился с гор. До сих пор я считаю, что это был самый разумный мой поступок в этой жизни. Около двух дней я спускался с гор и вышел к военному лагерю, в котором находились европейцы в такой же зеленой форме. Уже подходя к воротам, я заметил несколько притаившихся дехкан, вытаскивавших из длинного деревянного ящика небольшую ручную ракету. К этому времени я уже понял сущность восточного гостеприимства, поэтому снял автомат с плеча и попробовал их обойти. Увы, я так и не научился ходить незаметно. Первый же мой шаг был услышан правоверными и, слава Аллаху, что я успел разрядить в них автомат быстрее, чем они сообразили запустить в меня ракету. На стрельбу сразу же прибежали бойцы из военного лагеря. Четверо душманов оказались прошитыми одной моей очередью. Один из них уже был в гостях у Аллаха, другие только собирались. Симпатичные ребята в зеленой военной форме принялись меня обнимать. Потом подошел офицер, крепко поцеловал меня, при этом чуть не поцарапав мой нос жесткими усами. Мне дали медаль с нормальным европейским текстом. Кроме медали мне тут же объявили отпуск на 20 суток. Они подумали, что я - контужен, и поэтому не разговариваю с ними и не отвечаю на их вопросы. Меня отвезли на джипе в Кабул, а оттуда я уже был переправлен к морю, в самый удивительный, самый мирный в мире город. У этого города не было имени. У него было название:

ГОРОД ДЛЯ ОТДЫХА ГЕРОЕВ ВРАЖДУЮЩИХ АРМИЙ.

Это был прекрасный город. На моих глазах низенькие одноэтажные домики тяжело вздыхали известняковыми боками и спросоня щурили узенькие оконницы. Кипарисы потягивались и подравнивали свои ветви. А вышедшие на улицу люди казались медлительными, нехотя плывущими по воздушному течению птицами.

Через день после приезда у меня возникло впечатление, что я обрел давно утраченную родину. Я приехал утром. Вышел из машины и тут же увидел перед собой белый, как фата невесты, дом. Я подошел к нему и погладил ладонью известняковую стену, еще не прогретую восходящим солнцем. А потом соединил ладони в молитвенном жесте и ощутил приятную шершавость оставшихся на коже известняковых крупинок. Если ваша судьба не напоминала шарик для пинг-понга, то вы не поймете меня. Просто любая война ощущается сначала ладонями, потом глазами. Они приучают ваши ладони к холодному металлу, к гладким бокам снарядов, к грязи, в которую приходится бросаться во время обстрелов. Ваши ладони постепенно огрубевают и тогда может наступить самое страшное - атрофия чувственности, когда ваша ладонь не сможет отличить разгоряченный ствол пушки от нежной женской руки. Если это уже произошло - можете прощаться с жизнью, вам ее больше никогда не полюбить. Вам покажется, что жизнь - это короткая передышка между атакой и контратакой. Со мной, слава богу, этого не произошло. Я не дал приучить свои ладони к войне. И теперь меня радует каждое касание к дереву, к стене дома, к женщине, пытающейся понять меня. Я знаю, что я живой и это, пожалуй, главное.

Первые дни я просто бродил по городу, изучал его, глазел на море и горы, на мужчин, сплошь одетых в спортивные костюмы, на девушек, прогуливающихся по набережной. Я уже знал кое-что об этом городе. Вся его история состояла из двух хронологических дат: "ХII век - основан и построен мусульманами, ХХ век - освобожден европейцами". Вся остальная история - это сегодняшний день.

Как только я приехал, водитель отвел меня в ратушу, где первым делом поинтересовались, на чьей стороне и где я воевал. Вместо ответа я показал обе свои медали. Мне тут же объяснили, что носить медали в городе запрещается, равно как и носить военную форму, оружие и все прочие предметы, имеющие прямое или косвенное отношение к военным действиям.

За прошедшие годы я не раз пытался дать свое определение, более полное и подробное, всем возможным военным действиям. Постепенно границы этого понятия в моем сознании расширялись, соответственно обогащению моего вынужденного военного опыта, и в конце концов я понял, что военные действия включают в себя не только, и не столько маневры, атаки, расстрелы и бомбежки, но и вооруженный грабеж, бандитизм и любые другие виды агрессии. Если человек гласно или негласно объявляет войну другому человеку, закону, обществу, все его дальнейшие действия можно смело называть военными. К этим же действиям я отношу военные игры детей, с ранних лет приучаемых к игрушечным автоматам, танкам и пушкам, к шуточным расстрелам и обыскам. Я в своей жизни не встретил еще ни одного ребенка, который не мечтал бы побыстрее вырасти и повоевать. А сколько раз я задавал детям вопрос: "Кто твой враг?" и в ответ слышал не имена мальчишек с соседней улицы, а названия стран и национальностей, о которых эти дети и понятия не имели. Я было уже совсем потерял надежду найти какую-нибудь мирную страну и стать ее гражданином, но моя пинг-понговая судьба сжалилась и привела меня в этот город, где я в первый же день облачился в казенную спортивную форму и принял образ жизни отдыхающих героев враждующих армий.