Андрей Курков - Судьба попугая (География одиночного выстрела - 2)

Потом помогла вытащить из-под свежего снега длинные деревянные сани.

Народный контролер пересчитал собак в упряжке. Было их семь.

Оглянулся на Ваплахова - тот стоял один. Старуха куда-то исчезла.

- Где она? - спросил Добрынин.

- Хочет подарок сделать, - кратко ответил урку-емец.

- Русскому народу? - поинтересовался народный контролер.

- Нет, нам, - ответил Ваплахов. - Говорит - дорога может быть трудной!

Добрынин хотел еще что-то спросить, но тут увидел старуху. Она вышла из чума - в руках у нее был большущий сверток, перетянутый кожаной полоской.

- Что это? - спросил народный контролер урку-емца.

- Оленьи шкуры, чтобы теплее было ехать! - объяснил Дмитрий.

- А-а, хорошо, - Добрынин кивнул. - Скажи ей спасибо!

Попрощавшись со старухой и устроившись поудобнее на санях, Добрынин и Ваплахов тронулись в путь.

Сани скользили легко и плавно. Собачки дружно бежали в упряжке, и казалось, что совсем нетрудно им тянуть в общем-то нелегкую поклажу.

- Они дорогу знают! - довольно произнес Ваплахов, то ли похваливая пушистых лаек, то ли просто сообщая об этом своему начальнику.

Солнце над ними было тускло-белое и большое. Оно не грело и не светило.

- Сколько нам ехать? - спросил народный контролер.

- Дня два будет, если пурга не заметет, - рассудительно ответил урку-емец. - Старуха говорила, что совсем недавно пурга была, так что, может, проскочим.

Лес вокруг отступал, и на смену ему приходило какое-то странное редколесье. Одинокие деревья вдруг возникали посреди снежного поля, и были эти деревья сильные и высокие с крепкими толстыми ветвями. На ветвях лежал снег.

Добрынин смотрел по сторонам в поисках разнообразия, но все вокруг было одинаково и знакомо.

Через некоторое время народный контролер почувствовал пронизывающий все тело холод. Он пожаловался урку-емцу.

Дмитрий остановил собак, дернув поводья и крикнув что-то непонятное. Потом развязал подаренные старухой оленьи шкуры и помог Добрынину закутаться в них так, что незащищенными оставались только глаза и часть лба.

Мороз сразу отступил.

Снова побежали резвые собачки.

День был длинным и, как казалось Добрынину, бесконечным.

Вдруг урку-емец снова прикрикнул на собачек, и они повернули вправо.

Добрынин занервничал, посмотрел по сторонам, но ничего особенного не увидел.

- Мы куда? - спросил он урку-емца.

- Счас, на минутку! - проговорил, полуобернувшись, Ваплахов. - Там Эква-Пырись, поклониться надо!

Присмотревшись вперед по ходу саней, народный контролер увидел небольшой холм, а на нем один столбик с набалдашником.

Подъехали. Урку-емец встал с саней, подошел к столбику, поклонился и запричитал что-то на своем языке.

Добрынину не хотелось разматываться, сбрасывать с себя эти теплые оленьи шкуры. Он только присмотрелся к столбику, узнал сверху голову вождя и окончательно успокоился.

- Че ты ему говоришь-то? - спросил.

- Спасибо за то, что народ мой жив! - объяснил уже закончивший кланяться урку-емец.

- А дорогу дальше ты найдешь?

- Собаки знают! - ответил Ваплахов. - Мы только чуть-чуть в сторону отъехали.

Сани скользили легко и плавно. Только полозья выдавливали иногда из снега какой-то свистящий звук, негромкий и нерезкий.

- А ты знаешь, что Эква-Пырись очень животных любил? - спросил вдруг Добрынин.

- Эква-Пырись всех любит! - охотно поддержал беседу Дмитрий. - Медведей любит, людей любит, моржей и рыбу любит...

- И кошек любит! - добавил Добрынин.

- А кошки - это кто?

- Звери такие домашние...

- Молоко дают? - поинтересовался урку-емец.

- Нет.

- Пушнину?

- Ну, в общем, они... да... пушистые такие... Ваплахов, не оборачиваясь, кивнул.

- А знаешь, как по-русски Эква-Пырись будет? - спросил оживившийся народный контролер.

- Как?

- Ленин! - ответил Добрынин.

- Так коротко?

- Да-а. - Добрынин кивнул. - Большой человек был! И скромный, не жадный совсем...

- Откуда так много про Эква-Пырися знаешь? - удивился урку-емец.

- У меня две книги о нем есть.

- Дашь почитать? - спросил Ваплахов.

- Дам, - ответил Добрынин.

Сани скользили легко и плавно. Все реже встречались на пути одинокие деревья. Чаще по. обе стороны белела снежная пустыня, бесконечная и безжизненная.

Однако народный контролер чувствовал себя хорошо. Оленьи шкуры не пропускали холод, и только брови и глаза ощущали его колючее присутствие.

- А еще Ленин, Эква-Пырись по-вашему, подарки получать не любил, припомнил вслух Добрынин.