Андрей Курков: Судьба попугая (География одиночного выстрела - 2)

Добрынин пожал плечами. Уставшим он себя не чувствовал. Спать действительно хотелось - служебная жена, Мария Игнатьевна, не дала ему заснуть, всю ночь обнимала его, целовала...

Выехали за город. По одну сторону дороги тянулся серый забор, за ним высились, корпуса какого-то завода.

Подъехали к одноэтажному полосатому домику с ветроопределителем и антеннами на крыше.

На аэродроме было тихо.

Добрынин сразу узнал "свой" бомбардировщик.

Знакомый летчик поднялся из-за стола, радостно улыбаясь.

- Доброе утро! - сказал он, протягивая руку. - Что, назад полетим?

Добрынин кивнул.

При виде этого жизнерадостного военного пилота настроение сразу поднялось, спать расхотелось, захотелось бодрствовать в полную силу.

- Чайку? - предложил пилот.

- Ага! - ответил Добрынин, присаживаясь за стол.

- Ну я, Пал Алексаныч, поеду тогда... - стоя в дверях, заговорил Виктор Степанович. - Дел много. До встречи, в общем!

Добрынин заглянул в свою котомку, и какая-то мысль шевельнулась в его памяти, словно звоночек зазвенел, напоминая о чем-то забытом.

Народный контролер задумался.

Эх, был бы он сейчас там, внизу, в Кремле, где стоит странный стул и механика, помогающая вспомнить даже то, что не было известно!

От досады ударил себя по лбу ладонью, и тут же этот звоночек прозвенел громче, и вспомнил народный контролер, что обещал он привезти командиру Иващукину что-нибудь к чаю.

Вспомнил и огорчился, так как ничего не купил и даже ни разу в магазин не зашел.

За окном домика остановилась черная легковая машина.

"Виктор Степанович вернулся?" - бросив внимательный взгляд, подумал Добрынин.

Дверь открылась.

- Ну, успел, слава Богу! - раздался знакомый голос. Добрынин поднял голову и увидел широко улыбающегося Волчанова.

Старший лейтенант подошел к столу. Присел на свободный стул, как раз между народным контролером и пилотом. Сам налил себе чаю из чайника, положив свой портфель на колени.

- Как здоровье? - поинтересовался Добрынин.

- Да уже лучше, - Волчанов кивнул. - Прошлую ночь даже спал спокойно. Да, хорошо, что вспомнил! - сказал он и полез в свой портфель. - Это для тебя, в дорогу...

И на столе перед Добрыниным появились три пачки печенья "Октябрь" и бумажный сверток.

- Это бутерброды, - объяснил, показывая на сверток взглядом, старший лейтенант. - Лететь-то, наверно, долго будешь... А и вот еще, от товарища Тверина тебе!

Народный контролер взял из рук Волчанова книгу "Детям о Ленине". Второй том. Раскрыл. На форзаце увидел надпись: "Дорогому товарищу Добрынину от товарища Тверина".

На душе стало тепло и тихо.

- Я тоже здесь книг накупил! - вступил вдруг в разговор летчик и показал жестом в угол комнатки, где лежали три большие, перетянутые бечевкой, пачки книг.

Волчанов заинтересовался.

- А что это за книги? - спросил он летчика.

- Стихи в основном... - ответил тот. - Наш командир стихи очень любит, да и я тоже. В общем вся часть стихи читать любит. Мы иногда вечера стихов устраиваем и читаем их вслух...

- Хорошее дело! - одобрил Волчанов. - Я тоже библиотеку собираю дома. У меня одна книга есть, автор сам подарил. Стихи. Бемьян Дебный. У нас в Кремле живет. Коммунист хороший, но человек очень плохой.

- Дебный?! - переспросил летчик. - Читал! Он про взятие Перекопа много писал.

Добрынин постарался запомнить фамилию поэта, чтобы при случае ознакомиться с его стихами.

Допили чай. Волчанов проводил летчика и народного контролера до самолета, помахал им рукой и, когда уже заревели моторы, вернулся к машине, ожидавшей его у полосатого домика.

Грязно-зеленый бомбардировщик начал разгон и через минуту уже поднимался над землей.

Добрынин смотрел в иллюминатор. Осталась позади и внизу эта полосатая будка аэродрома, где он десять минут назад пил чай. Осталась позади и внизу Москва. Стало грустно. Будто бы снова он уезжал из дому, не зная, вернется ли туда снова когда-нибудь. Будто остались позади родные, близкие... Жалость к самому себе пробудилась вдруг в народном контролере, и почувствовал он, как наворачиваются на глаза слезы.

Объединились в его сознании деревня Крошкино и Москва в одно большое нечто, с чем связаны лучшие его воспоминания и мысли, и вот уже слышится ему из прошлого лай любимого пса Дмитрия, теперь уже покойного, взлетающий над ночной Москвой. И словно бы сама деревня Крошкино находится в центре Москвы, потому как выйдя из Кремля и дав волю воображению, видит он родную избу и жену Маняшу, стоящую на пороге, и детей его, уже чуть-чуть подросших. Видит и успокаивается, потому что здесь они, рядом, и в любое время он заскочить к ним может, в любую свободную минутку...