Клиффорд Саймак - Игрушка судьбы

— Не только не исправил, — ответил робот, — но почти пришел к убеждению, что исправить его нельзя.

— Ты имеешь в виду, что он не поддастся починке?

— Именно так, если только кого-нибудь не посетит какая-нибудь блестящая идея.

— Ну что ж, — заявил Плотояд, — хоть надежда всегда дрожит в печенках, я не удивлен. Длительно я гулял сегодня, беседуя с собой, и внушал себе, что слишком многого ожидать не приходится. Уговаривал я себя, что жизнь не обходилась со мной сурово и давала мне много счастливых минут, стало быть, с учетом этого не должен я угнетаться отдельными несчастливыми событиями. И искал я наедине с собой каких-то альтернативных путей. Сдается мне, что стоило бы испробовать магию. Ты говорил мне, Картер Хортон, что не доверяешь магии и не понимаешь ее. Ты и Шекспир — одно и то же. Потешался он над магией нещадно. Говорил, что нет от нее проку ни на грош. Но может, наша новая подруга не думает так жестоко?

Он умоляюще посмотрел на Элейн.

— Ты пробовал применять свою магию? — спросила она.

— Пробовать-то я пробовал, — ответил он, — но под презрительное улюлюканье Шекспира. Улюлюканье, понял я, лишает магию силы, ослабляет ее, вплоть до полной недееспособности.

— Не знаю, лишает ли силы, — сказала Элейн, — но уверена, что не доводит до добра.

Плотояд глубокомысленно кивнул.

— И спросил я себя: если магия откажет, если робот не справится, если окажется все ни к чему, что мне делать тогда? Остаться здесь, на планете? Я ответил себе, что нет, разумеется, нет. Разумеется, новые друзья найдут для меня местечко, когда отлетят отсюда в глубины пространства…

— Теперь ты решил напирать на нас, — посетовал Никодимус. — Валяй хнычь. Катайся по земле, сучи ногами, вой волком. Только все это ни к чему. Мы не можем ввести тебя в холодный сон, и…

— По крайней мере, — заявил Плотояд, — я среди друзей. И буду, пока не умру, среди друзей и далеко отсюда. Я не займу много места. Скорчусь где-нибудь в уголке. Умерю себя в еде. Не встряну у вас на пути. И буду держать свой рот на запоре.

— Вот будет праздник! — отозвался Никодимус.

— Решать Кораблю, — сказал Хортон. — Я потолкую с Кораблем насчет тебя. Но не могу обещать ничего определенного.

— Вы сознаете, — продолжал Плотояд, — что я есть воин. А воину пристойно умереть лишь одним образом, в кровавой схватке. Хотел бы я умереть именно так. Но возможно, такая смерть мне не выпала. Склоняю голову перед судьбой. Тем не менее не желаю умереть здесь, где некому свидетельствовать мою смерть, некому погоревать о бедном Плотояде, покинувшем сей мир. Не желаю влачить свои последние дни в ненавистной никчемности этой планеты, обойденной временем…

— Вот оно! — вдруг воскликнула Элейн. — Время! Как же я раньше не подумала!

Хортон удивленно взглянул на нее:

— Время? Что вы имеете в виду? При чем тут время?

— Куб, — сказала она. — Куб, найденный нами в городе. С существом. Этот куб — замороженное время.

— Замороженное время? — переспросил Никодимус. — Время нельзя заморозить. Можно заморозить людей, и пищу, и многое другое. А время не замораживают.

— Хорошо, — согласилась она, — остановленное время. Есть рассказы, легенды, что время можно остановить. Оно ведь течет. Движется. Остановить поток, застопорить движение. Ни прошлого, ни будущего, одно настоящее. Вечное настоящее. Настоящее, выхваченное из прошлого и продленное в будущее, которое для нас ныне стало настоящим.

— Ты просто как Шекспир, — пробурчал Плотояд. — Шекспир всегда извергал тарабарщину. Блям, блям, блям. Говорил вещи, лишенные смысла. Только чтоб послушать собственную речь.

— Ничего подобного, — настаивала Элейн. — Я говорю правду. На многих планетах рассказывают, что временем можно управлять, что существуют способы его контролировать. Правда, никто не может назвать никаких имен…

— Может, это умели строители туннелей?

— Никогда никаких имен. Только легенда, что это возможно.

— Но почему именно здесь? Зачем понадобилось замораживать во времени это существо?

— Быть может, чтоб оно дождалось чего-то. Быть может, наступит день, когда в нем возникнет нужда. Быть может, те, кто заморозил существо во времени, не знали точно, когда такая нужда возникнет.

— И оно ждало здесь века, — подхватил Хортон, — и будет ждать еще тысячелетия…

— Но вы не поняли! — ответила Элейн. — Века или тысячелетия — для него нет разницы. В замороженном состоянии оно не ощущает времени. Оно живет и продолжает жить в одной застывшей микросекунде…