Юрий Скворцов - На суше и на море. 1975. Выпуск 15

Люди, которым чем труднее, тем веселее на душе, не только самые счастливые, но и самые полезные всюду. Вот почему и в Майне оказался Илья Кожура на виду. И именно ему доверили официально открыть стройку.

После этого торжественного дня Кожура вместе с другими шоферами занялся отсыпкой перемычек котлована. Возил от карьеров к Енисею гальку, гранит, землю, то есть делал самую главную на стройке работу. Весной вода в реке поднялась выше предполагаемого уровня и стала просачиваться сквозь каменную насыпь в котлован. Это была неприятность, но все же не беда. В котлован притащили насосы, началась откачка.

Но однажды ночью объявили тревогу. Уровень воды в Енисее внезапно поднялся еще выше, и вода хлынула в котлован через каменную гряду. Надо было немедленно наращивать насыпь, хотя бы на метр.

Развернулась настоящая битва. Шоферы, не жалея машин, выжимали из них все возможное. Над стройкой повис рев моторов, тучи пыли закрыли даже верхушки гор. Двое суток непрерывной бешеной работы выдержали многие, трое суток — один Кожура.

После этой битвы партком ГЭС — всем на память, а новичкам в назидание — выпустил специальную листовку с рассказом о том, как отстояли котлован. Упомянут в рассказе и Кожура. Оказывается, ему предлагали сдать машину сменщику, уговаривали поспать хоть пару часов, ему наконец приказывали это сделать — он продолжал работать.

…После девятой «ездки» Илья подвел свой «четвертак» к гаражу: его рабочий день кончился. Я стал прощаться.

— Погодите, однако. Сейчас сдам машину, вместе поедем в Майну.

Через минуту он вернулся.

— Поезжайте. Мне надо остаться.

— Случилось что-нибудь?

— Сменщик на работу не вышел. Болеет все. Надо за него поработать.

— Еще целую смену?

Он кивнул головой.

— И давно вы так — по две смены?

— Да нет. Сменщик всего неделю болеет, может, дней десять. Ну, до свидания, счастливо!

И пошел назад, к своему самосвалу.

Впоследствии я узнал и еще одну историю, случившуюся с героем моего рассказа.

…Когда Кожура собрался уезжать из своей деревни на строительство дороги Абакан — Тайшет, вышел у него с односельчанами весьма крутой разговор. Не хотели его отпускать из колхоза: прекрасный, золотой работник — и вдруг увольняется! Пробовали уговаривать, убеждать — не помогало. И тогда в сердцах кто-то ему прямо в лицо и бросил:

— За длинным рублем, Илюша, подаешься! Но не будет тебе счастья. Вернешься, попросишься назад! Думаешь, «Волгу» в бегах наживешь? Не получится! С пустыми руками к нам вернешься!

Как Илья кулаки свои в карманах удержал, он и сам не знает. Но кулаки он тогда хоть и не пустил в ход, а слов ответных удержать не смог. И при всем народе поклялся: либо в деревню через несколько лет на собственной «Волге» въедет, либо никогда больше его здесь не увидят.

С тем и укатил.

Думаю, что обидчик его давно забыл о том случае, сам, возможно, куда-нибудь уехал. Но Илья все эти годы про свою клятву, данную сгоряча, помнил. Крепко помнил. Порой сам над собой смеялся: глупость сотворил, мальчишество настоящее. Но чаще думал с досадой, с решимостью: все равно сдержит слово. Он знал себя: самолюбие не даст покоя, если не выполнит он клятвы.

Мне он рассказал эту историю лишь потому, что случайно сам задел ее. Стал вдруг меня спрашивать: где легче купить машину — здесь или в Москве? Какие в столице очереди, сколько надо ждать?

— Копите деньги на «Волгу»? — поинтересовался я.

Он смутился:

— Да уже есть гроши — лежат, душу жгут! Победить в одном споре надо!

И рассказал про зарок, что дал когда-то в родной деревне.

Через два года, приехав снова на Саянскую ГЭС, я с Кожурой не встретился, не довелось, но про него расспрашивал. Сказали: работает, как прежде, — за троих. С начальством ругается, если оно, начальство, кого-нибудь из шоферов обидит. Купил ли себе машину? Купил «Волгу». Гараж около дома выстроил. Ездил ли на ней в отпуск в деревню? Нет, не ездил. На стройке как раз горячо было, так Илья отпуск прервал и раньше срока на работу вышел. Не догулял человек, не отдохнул по-настоящему…

Вот, собственно, и вся история. Незатейливая. Житейская. Но мне думается, еще одну грань натуры Ильи Кожуры она проявила. Кожура выиграл в споре, но не поддался до конца ни мелким страстям, ни мелким целям. Дело — вот что поставил он для себя главным.

Между прочим, на буфере его «четвертака» красуется крупная надпись: «Слава труду!» Надпись сделали к тому, первому празднику, когда Илья Кожура сбрасывал в Енисей бетонную глыбу. Так надпись и осталась на его машине.