Говард Лавкрафт - Ужасы старого кладбища

Тем временем Зенас бегом отправился к деревянному сараю и выпустил дурачка Джонни до возвращения Софи; бедняга опрометью бросился на кладбище, где еще работали могильщики и оставалось немало самых любопытствующих участников траурного события. Что прокричал Джонни в еще не зарытую могилу Тома Ловкинза, как вцепился Джонни в рыхлую землю свежего могильного холмика Бельмоуза на том конце кладбища - об этом ныне здравствующие свидетели до сих пор вспоминают с содроганием. Джотам Блейк - местный полицейский вынужден был силой увести Джонни на близлежащую ферму, и жуткие отголоски его воплей еще долго смущали покой всей округи.

На этом самом месте Фред Пек обычно обрывает свой рассказ. "Ну, а что еще добавить, я не знаю, - говорит он. - История эта мрачная, с плохим концом - стоит ли удивляться, что Софи после случившегося стала какой-то странной".

Так завершается это повествование, если время позднее и старик Уилмер уже поковылял домой; однако если он еще толчется поблизости, то уж наверняка не удержится и вновь вступит в разговор. Наслушавшись сиплого стариковского шепота, некоторые потом боятся ходить мимо дома с закрытыми ставнями или кладбища, особенно когда стемнеет.

"Хм, хм... Да Фред тогда совсем мальчонкой был - где ж ему упомнить! Желаете, стало быть, узнать, отчего это Софи окна ставнями закрыла и почему дурачок Джонни по сей день с обоими покойниками разговаривает да под окнами ее дома кричит? Что ж, господин хороший, может, и мне не все ведомо, но что слышал - то слышал".

При этих словах старик выплевывает изо рта жевательный табак и, придвинувшись к слушателю, усаживается для долгого разговора.

"Случилось это, заметьте, той же ночью - вернее, уже под утро, то есть, часов всего через восемь после похорон. Тогда-то и услышали мы первый крик. Кричали из дома Софи - да так, что всех нас разбудили. Вскочили мы - Стив с Эмили и я со своей Матильдой - и скорсй туда, прямо в исподнем. Смотрим: на полу в комнате, которая для гостей, лежит без чувств Софи - при полной одежде. Хорошо хоть, что дверь не заперла. Стали мы ее отхаживать, а она трясется, как лист; и так ей, видать, тяжко, что и говорить не может: слово-другое проронила - и все. Матильда с Эмили давай ее успокаивать, а Стив тут такое мне стал нашептывать, что я и сам покой потерял. Прошло эдак с час, когда решили мы, что скоро уже и по домам можно, да Софи вдруг вроде как прислушиваться к чему-то начала: голову набок склонит и слушает. А потом как завопит - и шлеп опять в обморок.

Я, господин хороший, говорю все как есть, безо всяких там намеков, как Стив Барбор: уж он бы напустил туману, коли взялся бы досказать. Он у нас был мастак на такие штуки... десять лет, как помер он, от воспаления легких...

Помните, той ночью нам послышались какие-то звуки - ну, конечно, это шумнул бедняга Джонни. От дома до кладбища не больше мили; видать, он с фермы убежал - через окно вылез, хоть Блейк, полицейский, и клянется, что той ночью Джонни сидел взаперти и никуда нес уходил. С тех пор и вертится Джонни у этих самых могил и разговаривает с лежащими там: холмик Тома с руганью пинает, а на холмик Генри кладет цветочки, веночки и все такое прочее. Ну а коли Джонни не на кладбище, то, значит, возле дома Софи шляется: воет под закрытыми ставнями, что скоро, мол, и ее очередь придет.

Она и тогда уже в сторону кладбища - ни ногой, а теперь и вовсе из дому не выходит и к себе никого не пускает. Твердит, что Тихая Заводь - проклятое место. Кто его знает, может, она и права: дела у нас год от года идут - хуже некуда. А у самой Софи в доме и впрямь что-то неладное вечно творилось. Зашла к ней как-то Сэлли Гопкинс - то ли в 1897, то ли в 1898 году -- и вдруг все окна задрожали от грохота; Джонни тут вроде как был ни при чем, он тогда сидел под замком, как божился Додж - другой полицейский. Я-то, понятное дело, ни в грош не ставлю эти россказни про всякие непонятные стуки каждое семнадцатое июня или про бледных, светящихся призраков, которые будто бы ломятся в дверь и окна дома Софи в каждую годовщину той злосчастной ночи, часов около двух.

Надо сказать, что в ту самую ночь после похорон, часа в два, Софи и услыхала впервые эти стуки, отчего пару раз падала замертво. Мы со Стивом и жены наши тоже расслышали кое-что, только шум был далекий и слабый - ну, я вам уже рассказывал. Так вот, повторяю: это наверняка шумел дурачок Джонни, что бы ни говорил наш Джотам Блейк. Ведь человечий голос или нет - издалека не распознать; а мы тогда ошалели совсем - немудрено, что нам два голоса почудилось, и притом тех, кто свое уже отговорил.