Говард Лавкрафт - Изгой

Говард ЛАВКРАФТ

ИЗГОЙ

Несчастен тот, кому воспоминания о детских годах приносят лишь страх и печаль. Жалок тот, кто, оглядываясь, видит позади лишь нескончаемое одинокое существование в огромных мрачных залах с драпированными темнотой стенами и рядами навевающих тоску древних книг; бесконечное бессонное ожидание чего-то - чего? - в сумеречных рощах, среди наводящих благоговейный ужас деревьев, - огромных, причудливых, оплетенных лианами, безмолвно качающих в вышине искривленными ветвями... Вот как щедро был оделен я богами - одинокий, отвергнутый, сломленный, сдавшийся. Но отчаянно цепляюсь я даже за эти блеклые воспоминания, в них скрываюсь, бегу я мыслей о том, что случилось после...

Мне неведомо, где я появился на свет. Самое раннее мое воспоминание этот замок, бесконечно древний и бесконечно ужасный, его бесчисленные мрачные галереи, высокие потолки, затянутые мраком и паутиной, камни полуразрушенных коридоров, покрытые мерзкой сыростью, и этот проклятый запах - будто дотлевает погребальный костер ушедших поколений. Сюда никогда не проникает свет, и я привык зажигать свечу и любоваться пламенем - ведь солнца нет и снаружи, - кошмарные деревья, поднявшиеся выше башен, заслоняют его. Одна лишь черная башня вздымается над лесом, уходя вершиной в неизвестность распахнутого неба. Но башня эта сильно разрушена и подняться на нее почти невозможно, - разве что карабкаться, уступ за уступом, по отвесной стене.

Не знаю, сколько лет провел я здесь. Я не ощущаю течения времени. Кто-то заботился обо мне, но я не видел ни одного живого существа, кроме крыс, пауков и летучих мышей. Тот, кто растил меня, видимо, был ужасающе стар, ибо мое самое первое представление о человеческом существе - нечто перекошенное, ссохшееся, захиревшее, как этот замок.

Для меня были привычны кости и скелеты, наполнявшие каменные склепы глубоко под землей, среди глыб фундамента. Для моего изуродованного воображения они были реальней живых существ, чьи образы я находил на цветных рисунках в древних замшелых книгах, - тех книгах, благодаря которым я знаю все, что я знаю. У меня не было учителей, меня никто не подгонял и не наставлял; все эти годы я не слышал звуков человеческого голоса - даже собственного. Мне не приходило в голову читать вслух.

В замке не было зеркал, и я представлял себя похожим на портреты молодых людей из книг. Я ощущал себя молодым, ведь я так мало помнил.

Я перебирался через ров с гниющей водой и шел в лес, где под темными безмолвными деревьями грезил о том, что прочел в книгах. Я представлял себя в гуще веселых толп, в том солнечном мире, что лежит за бесконечным лесом.

Я пытался вырваться отсюда, но стоило мне отойти от замка, как сумерки сгущались, ужас пропитывал воздух, и я опрометью бросался назад, страшась заблудиться в немых лабиринтах теней.

В этом нескончаемом полумраке я жил, мечтал и надеялся - сам не зная на что. И когда, истомленный сумрачным одиночеством, я не смог больше сдерживать исступленного стремления к свету, я простер руки к одинокой черной полуразрушенной башне, вздымающейся в неведомое небо. Я решился взобраться на башню, даже рискуя разбиться - лучше увидеть небо и погибнуть, чем существовать в вечной тьме.

В сырой полумгле я взобрался по древним выщербленным ступеням, а после продолжил свой безумный подъем, цепляясь за мельчайшие выступы в стене. Ужасной и зловещей была эта черная мертвенная развалина, полная бесшумно парящих нетопырей.

Но неизмеримо более ужасна была незыблемость мрака, и озноб сжимал меня леденящей хваткой древних заплесневелых стен.

Дрожа, не смея поднять глаза, я терзался догадками о том, почему не становится светлее. Неужели внезапно опустилась ночь? Свободной рукой я стал шарить в поисках оконной амбразуры, чтобы посмотреть, как высоко я взобрался.

И тут, слепо ползущий по вогнутому своду над пропастью, я коснулся головой твердой поверхности. Должно быть, я достиг кровли, или, по крайней мере, пола следующего яруса. Свободной рукой я ощупал каменную и непреодолимую преграду, опиравшуюся на выступы сырой стены, но вот под моей судорожно ищущей рукой камень чуть подался - и я рванулся вверх, пытаясь поднять плиту головой.

Я думал, что мое восхождение закончено - ведь наверняка это пол наблюдательной площадки. Я выбрался наверх через люк, стараясь не дать упасть тяжелой крышке, но не сумел. Было все так же темно. Я лежал в изнеможении на каменном полу, слыша зловещее эхо захлопнувшегося люка. Мне оставалось надеяться, что я смогу его открыть, когда это понадобится.