Андрей Лазарчук: Посмотри в глаза чудовищ

Трап не выдержал тяжести. Секция его, на которой шла борьба, просела со стоном, и через секунду оборвались держащие ее стропы. Настил позади гиганта лопнул. Свободной рукой гигант успел ухватиться за поперечину еще держащейся секции. Гусар, полумертвый, не разжимал зубов. Коломиец, левой обхватив гиганта за шею, правой наносил страшные удары в висок. Гигант, не обращая на это внимания, медленно подтянулся…

Николай Степанович успел отступить, когда лопнула еще одна пара строп. Трап закачался, заплясал, заходил ходуном. Фальшфайер догорал. Вонь сгоревшей кожи окутала все вокруг.

Гигант вновь подтянулся…

Маленькие глазки его, красные от напряжения, пылающие – смотрели с такой дикой злобой, что подкашивались ноги.

Николай Степанович бросил догорающий фальшфайер вниз. Там набирало силу белое пламя.

Второй рукой, на которой безвольно болтался Гусар, гигант ухватился за планку болтающегося настила. Но, видимо, Гусар что-то пережал, перекусил ему, потому что пальцы сгибались плохо.

– Женя, руку!!!

Не слышит…

Тигран упал на настил, дотянулся до загривка Гусара. Вцепился мертво.

– Женя!!!

Понял, наконец. Оперся о затылок гиганта, подтянулся и встал коленями ему на плечи. Рука Коломийца впечаталась в поперечину – как раз между восковыми лапищами, маленькая, как ручка ребенка.

– Зачем вы это сделали, Николас? – сказал гигант голосом барона. – Теперь-то уж точно никто не сможет помешать ящерам возродиться…

– Их давно нет.

– Это вы знаете только с их же слов: Прощайте, глупец. До очень скорой встречи.

И он разжал пальцы.

Но, падая, гигант схватил Коломийца за ногу.

Миг длилось борение. Николай Степанович держал Коломийца за стальное запястье, понимая, что его слабые силы вряд ли что решают. Запрокинутое лицо висящего побагровело. Потом что-то затрещало, Коломиец заорал неслышно: а потом был какой-то провал. Долгий-долгий провал. :Коломиец лежал на настиле, огромный и черный, как выброшенный из моря кит. Рядом сидел Тигран и плакал, сжимая в руке клок белой шерсти.

Остолбеневший Василий смотрел на них через пропасть. Из глубины поднимался дым.

Там все было раскалено добела, но почти в самом центре обозначилось черное пятно. И оно заметно расширялось…

– Тигр, – сказал Николай Степанович, – сделай одолжение: принеси снизу мой рюкзак.

И Тигран побрел, не вытирая слез, исполнять поручение.

– Женя, как ты?

– О-ох: – Коломиец приподнялся на локте, подтянул ногу, посмотрел. Ботинок его был изодран, располосован, а вместо подошвы белел носок. – Ни хрена себе тварюшечка: где ты только таких находишь?

– Да вот: сами приходят…

Вернулся Тигран.

Николай Степанович достал последние три бутылки с тьмой, вывернул из гранаты взрыватель и прикрутил его сбоку. Посмотрел вниз. Картина солнечного затмения: черный круг с пылающим венцом. Разобьются и так, но на всякий случай: Он вынул чеку, отпустил скобу предохранителя – глухо бухнул капсюль, зашипела трубка – и разрешил бутылкам падать.

Раз: два: три…

Будто облако закрыло картину солнечного затмения, все кончилось, и можно прятать закопченные стекла: Потом холмик тьмы вырос над жерлом шахты, опустился, растекся – осталась матово-черная лужица.

– Все.

Брюс стоял. Левая рука его плетью свисала вдоль туловища. За спину, распорядился он. Поднял правую руку. Колька, помогай. «Бахарма тудакаваши арма:»

Маревом подернулась башня. «:стха марва прахован:»

Земля задрожала. Потом мерцающий свет окутал все вокруг. Башня теперь казалась миражом, чем-то чужеродным, неправильным. «:ицхи ицхи стхабрахабарн:»

Все померкло. Башня теперь будто висела в воздухе, размывалась с краев, таяла, таяла: Это было не настоящее исчезновение, но никто теперь на сумеет найти ее…

Зубчатые силуэты елей проступили там, где была башня. Брюс вздохнул и сел на землю. У него пошла кровь носом.

– Готово, Яков Вилимович…

–:обуза вам…

– Зачем ты так говоришь, неправда это.

– :помочь: нет, как: падаль…

Он опять упал и потерял сознание.

Коломиец не мог идти сам, нога стремительно опухала, чернела; его вели под руки Тигран и Василий. Вертолет возвращался. Сесть он все равно не мог, надо было куда-то выбираться из хворостяного леса. На крышу Коломийцу не забраться, кожа на руках полопалась, под ногтями кровь – и это уже не говоря о Брюсе…

– Да что мы мудрим, – сказал Василий, – вон же машина, поехали до берега…

Так они и сделали.