Джон Криси - Искатель. 1991. Выпуск №2

— Но у меня рама чуть меньше.

— Ничего, — успокоила его Зоя… — Здешним ценителям искусства ничего не стоит пометить в акте, что «картина в раме» усохла. Она же ведь масляная, не так ли?!

— Так, — улыбнулся Алексей Сергеевич.

Три дня Шулейко с нетерпением ждал данных рентгеноскопического анализа. Наконец Оксана Петровна позвонила.

— Приезжайте. Мне только что принесли рентгенограмму.

Через полчаса Шулейко держал в руках еще влажноватый лист широкой рентгеновской пленки. Среди смутных разводий и пятен прорисовывался, силуэт подводной лодки. Снимок был настолько четкий, что можно было даже разобрать название корабля, выведенное на носовой скуле, — «Сирена». Но самое главное — в нижнем углу записанной картины. проступали авторские инициалы, сплетенные в затейливый вензель «Г. П. -76».

— Кто же этот «глаголь-покой»? — спросил Шулейко, прочитав инициалы на морской манер.

— Кто такой «глаголь-покой», не знаю, — отвечала Оксана, Петровна., вытаскивая закладку из корабельного справочника, — а вот судьбу подводной лодки «Сирена», удалось установить довольно точно. В 1920 году врангелевцы увели ее вместе с остатками Черноморского флота в Бизерту. Там она, простояла до 1928 года, после чего ее paзобрали на металл.

— Почему портрет «Сирены» был написан в 1976 году, а не при жизни субмарины? — размышлял вслух Шулейко, — Впрочем, знать тогда о ней могли лишь историки, причем очень узкого профиля — те, кто изучает nepвую мировую войну на Черном море.

— К вашим вопросам, — вздохнула Оксану Петровна, — Я могу добавить лишь свои… Зачем и кому понадобилось записывать первую картину? Кто ее записал — сам автор, которому картина не понравилась? Или другой художник? Если автор, то кто он — знаток морской старины или…

— Или сам моряк, — продолжил мысль Алексей Сергеевич, — член экипажа этой лодки…

Оксана Петровна усмехнулась.

— Я даже подумала, уж не сам ли это Покровский написал.

— А почему бы и нет? Сколько бы могло ему быть в 76-м? Лет восемьдесят от силы…

— Инициалы не совпадают. Того звали Юрий Александрович. А на вензеле четко просматривается «Гэ. Пэ»… К сожалению, я не могу принять участие в ваших розысках, хотя, признаюсь честно, вся эта история мне интересна и в человеческом, и в профессиональном плане. Но работы у меня, как, наверное, и у вас, выше головы.

Теперь по делу вашего сына. Могу вас обрадовать. Вот заключение эксперта по холодному оружию: «Представленный на исследование предмет является ножом индийского кустарного производства и предназначен для разрезания бумаги (листов книг, конвертов и т. п.). Этот нож, хотя и стилизован под индийские национальные образцы холодного оружия, но в действительности холодным оружием не является…»

— То, что нож для разрезания бумаг не является холодным оружием, — усмехнулся Алексей Сергеевич, — это я и без эксперта знаю.

— Ну не скажите… Среди юристов нет определенного мнения, что считать холодным оружием, а что предметами хозяйственно-бытового, туристско-спортивного назначения. Вы знали, что ваш сын ходит с этим ножом?

— Да. Но я знаю и то, что Вадим никогда не пустит в ход свой нож первым. У любого мужчины должен быть нож для, самообороны, для дороги, да мало ли для какого другого дела. Я сам всегда ношу с собой нож.

— Интересно взглянуть!

— Пожалуйста.

Шулейко достал из портфеля пластиковые ножны и извлёк из них нечто вроде финки с рубчатой резиновой рукоятью.

— Ого! — воскликнула Оксана Петровна. — Вот здесь и в самом деле без экспертизы ясно — самое настоящее боевое оружие.

— Боюсь, что вы ошибаетесь. Это нож для выживания в джунглях. У него полая рукоять — для насадки на палку: Вот тогда эта штука действительно превращается в оружие — в копье. По вашей классификации это скорее туристско-охотничий инвентарь.

— Он вписан в ваш охотничий билет?

— Да.

— Тогда все в порядке. И все же я противница таких вещей…

Шулейко вышел на улицу. В голове престранным образом мешались мысли о Вадиме, о «Сирене», о справочнике союза художников, наконец, этот разговор о ножах… Надо было собраться, сосредоточиться…

С Константиновской батареи бабахнула полуденная пушка. От этого тугого гулкого звука все мысли разлетелись в разные стороны. Только тут он обнаружил, что стоит на Приморском бульваре и бесцельно разглядывает афишу рок-группы «Иерихонская труба». «Кафе «Фрегат». Солистка — Ирена Паруцка».

Буква «С» в слове «солистка» была одной величины с литерами «ИРЕНА», так что Шулейко на мгновенье прочитал имя как — «СИРЕНА». И тут его осенило. На колоколе мусоровозки было выбито не «Ирена», а именно «Сирена». Просто первая буква затерлась. Это был судовой колокол с подводной лодки «Сирена»!