Гуин Ле - Сезоны Ансаров

Ее родители останутся жить вдвоем в доме на лугу; но у них больше не будет детей, ибо их время прошло, но любовью заниматься они будут так же часто, как делали это, когда впервые поженились. Шуку выберет одного из своих поклонников, вообще-то говоря, нового. Она уйдет, чтобы жить с ним и заниматься с ним любовью в доме, который они заканчивают строить вместе. Они строят, они танцуют, они занимаются садом, едят, спят, и все, что они делают, превращается в любовь. И в положенное время Шуку становится беременной, и в положенное время она рождает двух детей. Каждый рождается в прочной, белой мембране или яйце. Оба родителя разрывают эту защитную оболочку своими руками и клювами, освобождая крошечного свернувшегося в комочек новорожденного, который поднимает свой бесконечно маленький клювик и слепо всматривается, уже разевая широко свой рот, жадный до еды, жадный до жизни.

Второй ребенок, девочка, гораздо меньше и не такая жадная. Не такая преуспевающая. Хотя Шуку и ее муж питают обоих с нежной заботливостью, а мать Шуку приходит, чтобы присмотреть за маленькой, покормить ее из собственного клюва, и укачивать ее неустанно, когда она плачет, но все же младенец чахнет и слабеет. И однажды утром, лежа на руках своей бабушки, младенец корчится, задыхаясь. А потом замирает. Бабушка горько плачет, вспоминая маленького братика Шуку, который не прожил даже так долго, и пытается успокоить Шуку. Отец ребенка копает небольшую могилку позади нового дома среди усыпанных почками деревьев долгой весны, а слезы все катятся и катятся с его глаз, пока он копает. Однако, другой ребенок, крупная девочка Кикирри, щебечет, агукает, ест и процветает.

Примерно к тому времени, когда Кикирри научится вставать и кричать "Па!" отцу, "Ма!" матери и бабушке, и "Нет!", когда ей говорят перестать что-то делать, у Шуку рождается еще ребенок. Как в большинстве вторых зачатий, он рождается один. Прекрасный мальчик. Маленький, но очень жадный. Он растет быстро.

И он будет последним из детей Шуку. Они с мужем все еще продолжают заниматься любовью, когда бы им ни захотелось, во все легкое и счастливое время цветения и время появления плодов. Теплыми днями и нежными ночами. В прохладной тени деревьев и в гудящей насекомыми жаре на лугу в летний полдень, но это будет, как они выражаются любовь-роскошь; она не приносит никаких плодов. Кроме самой любви.

Дети у ансаров рождаются только ранней весной на Севере, вскоре после того, как они возвращаются к местам своего собственного рождения. Отдельные пары приносят четверых детей, и многие трех; но часто случается, что если первые двое детей процветают, то второго зачатия не происходит.

"Вы избавлены от проклятия сверхразмножения", сказала я Кергеммегу, когда он сообщил мне все это. И он согласился, когда я рассказала ему немного о своей планете.

Однако, ему не хотелось, чтобы я думала, что ансары совсем лишены реального репродуктивного выбора. Пары, как правило, связывают свои жизни навсегда. Однако человеческие желания и противоречия могут все менять, искривляя, разрывая эти связи. И он рассказал мне о подобных исключениях. Многие брачные узы образуются между двумя мужчинами или двумя женщинами. Такие пары, и те, кто остаются бездетными, часто берут ребенка у пар, у которых их трое или четверо, или берут ребенка, оставшегося сиротой, чтобы его воспитать. Есть люди, которые не берут супруга, а есть и такие, у которых супругов несколько - одновременно или последовательно. И, конечно, существует адюльтер. И существует насилие. Плохо оказаться женщине среди последних мигрантов, идущих с Юга, ибо сексуальный подъем у таких оставшихся уже слишком силен, молодых женщин часто насилуют целыми бандами, и они прибывают к месту своего рождения, жестоко настрадавшись, без надежды на пару, да еще и беременными. Мужчина, который не нашел себе пары, или разочаровался в собственной жене, может покинуть дом и уйти бродяжничать в качестве торговца иголками и нитками, точильщика ножей или столяра; таких странников ценят за их полезные умения, однако не доверяют их мотивам.

Когда мы вдвоем проговорили несколько мерцающих пурпуром вечеров на веранде, продуваемый легким морским бризом, я спросила Кергеммега о его собственной жизни. Я следовал Мадану, закону Пути, во всех аспектах, кроме одного, ответил он. Он нашел пару после своей первой миграции на Север. Его жена родила двух детей, обоих после первого зачатия, девочку и мальчика, которые, конечно, в должное время отправились с ними на Юг. Вся семья воссоединилась при его второй миграции на Север, а оба его ребенка женились и вышли замуж поблизости, так что он хорошо знал пятерых своих внуков. Он и его жена провели большую часть своего третьего сезона на Юге в разных городах; она, учитель астрономии, отправилась еще дальше на Юг в обсерваторию, в то время как он оставался в Терке-Кетере заниматься медитациями с группой философов. Она совершенно неожиданно умерла от сердечного приступа. Он присутствовал на ее похоронах. Вскоре после этого он снова проделал тропу на Север со своим сыном и внуками. "Я не скучал по ней, пока я не возвратился домой", сказал он, признавая это как факт. "Но прибыть туда, в наш дом, чтобы жить там без нее - это было нечто такое, что я не смог выдержать. Мне случилось услышать, что здесь, на этом острове, кому-то необходимо приветствовать чужаков. Я раздумывал о самом лучшем способе умереть, и такая жизнь показалось мне некоей точкой на полпути. Остров посреди океана, где нет ни единой другой души из моего народа: не вполне жизнь, не совсем смерть. Идея привлекла меня. Поэтому я оказался здесь". Ему было много больше трех лет Ансара, почти под восемьдесят на наши годы, хотя только легкая сутулость и чистое серебро гребня выказывали его возраст.