Станислав Лем - Кибериада - Путешествие первое А, или Электрувер Трурля

Лопотуй голомозый, да бундет грывчато

В кочь турмельной бычахе, что коздрой уснит,

Окошел бы назакрочь, высвиря глазята,

А порсаки корсливые вычат намрыд!

-- По-каковски это? -- осведомился Клапауций, с великолепной невозмутимостью наблюдая за паникой Трурля; тот метался у пульта управления, затем, махнув в отчаянии рукой, помчался, топая по ступеням, на самый верх стальной громадины. Видно было, как он на четвереньках вползает сквозь открытые клапаны в нутро машины, как стучит там молотком, яростно ругаясь, как что-то закручивает, бренча разводными ключами, как снова выползает и вприпрыжку бежит на другой помост; наконец он издал торжествующий вопль, выбросил перегоревшую лампу, которая с грохотом разбилась о пол в двух шагах от Клапауция, даже не подумав извиниться за такую небрежность, поспешно вставил на ее место новую, вытер грязные руки ветошью и закричал сверху, чтобы Клапауций включил машину. Раздались слова:

Три, самолож выверстный, вертяшку сум воздлинем,

Секливой аппелайде и боровайка кнется,

Гренит малополешный тем перезлавским тринем,

И отмурчится бамба, и голою вернется.

-- Уже лучше! -- воскликнул, правда не совсем уверенно, Трурль. -- Последние слова имели смысл, заметил?

-- Ну, если это все... -- промолвил Клапауций, который был сейчас олицетворением изысканнейшей вежливости.

-- Черт бы его побрал! -- завопил Трурль и снова исчез во внутренностях машины: оттуда доносился лязг, грохот, раздавались треск разрядов и проклятия конструктора. Наконец он высунул голову из небольшого отверстия на третьем этаже и крикнул:

-- Нажми-ка теперь!

Клапауций выполнил просьбу. Электрувер задрожал от фундамента до верхушки и начал:

Грызнотвурога жуждя, голонистый лолень

Самошпака мимайку...

Голос оборвался -- Трурль в бешенстве рванул какойто кабель, что-то затрещало, и машина смолкла. Клапауций так хохотал, что в изнеможении опустился на подоконник. Трурль кидался туда и сюда, вдруг что-то треснуло, звякнуло, и машина весьма деловито и спокойно произнесла:

Зависть, чванство, эгоизм, по словам Конфуция,

До добра не доведут -- знает это и болван.

Словно краба грузовик, так и Клапауция

Мощью замыслов раздавит духа великан!

-- Вот! Пожалуйста! Эпиграмма! И прямо не в бровь, а в глаз! -выкрикивал Трурль, описывая круги, все ниже и ниже, ибо он сбегал вниз по узкой спиральной лестничке, пока почти не влетел в объятия коллеги, который перестал смеяться и несколько оторопел.

-- - А, дешевка, -- сказал тут Клапауций. -- Кроме того, это не он, а ты сам!

-- Как это я?

-- Ты это сочинил заранее. Догадываюсь по примитивности, бессильной злости и банальным рифмам.

-- Ах вот как? Ты предложи что-нибудь другое! Что захочешь! Ну, что же ты молчишь? Боишься, а?

-- Не боюсь, а просто задумался, -- сказал задетый за живое Клапауций, стараясь найти самое трудное из возможных заданий, поскольку не без основания полагал, что спор о качестве стихотворения, сложенного машиной, трудно будет разрешить.

-- Пусть сочинит стихотворение о кибэротике! -- сказал он наконец, радостно усмехаясь. -- Пусть там будет не больше шести строк, а в них о любви и измене, о музыке, о неграх, о высшем обществе, о несчастье, о кровосмесительстве -- в рифму и чтобы все слова были только на букву "К"!

-- А полного изложения общей теории бесконечных автоматов ты случайно не предложишь? -- заорал оскорбленный до глубины души Трурль. -- Нельзя же ставить таких кретинских усло...

И не договорил, потому что сладкий баритон, заполнив собой весь зал, в этот момент отозвался:

Кот, каверзник коварный, кибэротоман,

К королеве кафров крадется Киприан.

Как клавесина клавишей, корсажа касается.

Красотка к кавалеру, конфузясь, кидается...

...Казнится краля, киснет: канул Купидон,

К кузине королевы крадется киберон!

-- Ну, и что ты скажешь? -- подбоченился Трурль, а Клапауций, уже не раздумывая, кричал:

-- А теперь на "Г"! Четверостишие о существе, которое было машиной, одновременно мыслящей и безмозглей, грубой и жестокой, имевшей шестнадцать наложниц, крылья, четыре размалеванных сундука, в каждом из которых по тысяче золотых талеров с профилем короля Мурдеброда, два дворца, проводившей жизнь в убийствах, а также...

-- Грозный Генька-генератор грубо грыз горох горстями... -начала было машина, но Трурль подскочил к пульту управления, нажал на рубильник и, заслонив, его собственным телом, промолвил сдавленным голосом: