Станислав Лем - Солярис

– Прочь! Прочь! – раздался в трубке душераздирающий крик Сарториуса. В осветившемся неожиданно экране между борющимися с чем-то руками доктора заблестел большой золотистый, похожий на диск предмет, и все погасло, прежде чем я успел понять, что этот золотой диск не что иное, как соломенная шляпа…

– Снаут? – позвал я, глубоко вздохнув.

– Да, Кельвин, – ответил мне усталый голос кибернетика.

В этот момент я понял, что люблю его. Я действительно предпочитал не знать, кто у него.

– Пока хватит с нас, а?

– Думаю, да, – ответил я, – Слушай, если сможешь, спустись вниз или в мою кабину, ладно? – добавил я поспешно, чтобы он не успел повесить трубку.

– Договорились, – сказал Снаут. – Но не знаю когда.

И на этом кончилась наша проблемная дискуссия.

Посреди ночи меня разбудил свет. Я приподнялся на локте, заслонив другой рукой глаза. Хари, завернувшись в простыню, сидела в ногах кровати, съежившись, с лицом, закрытым волосами. Плечи ее тряслись. Она беззвучно плакала.

– Хари!

Она съежилась еще сильней.

– Что с тобой?… Хари…

Я сел на постели, еще не совсем проснувшись, постепенно освобождаясь от кошмара, который только что давил на меня. Девушка дрожала. Я обнял ее. Она оттолкнула меня локтем.

– Любимая.

– Не говори так.

– Ну, Хари, что случилось?

Я увидел ее мокрое, распухшее лицо. Большие детские слезы катились по щекам, блестели в ямочке на подбородке, капали на простыню.

– Ты не любишь меня.

– Что тебе пришло в голову?

– Я слышала.

Я почувствовал, что мое лицо застывает.

– Что слышала? Ты не поняла, это был только…

– Нет, нет. Ты говорил, что это не я. Чтобы уходила, уходила. Ушла бы, но не могу. Я не знаю, что это. Хотела и не могу. Я такая… такая… мерзкая!

– Детка!!!

Я схватил ее, прижал к себе изо всех сил, целовал руки, мокрые соленые пальцы, повторял какие-то клятвы, заклинания, просил прощения, говорил, что это был только глупый, отвратительный сон. Понемногу она успокоилась, перестала плакать, повернула ко мне голову:

– Нет, не говори этого, не нужно. Ты для меня не такой…

– Я не такой!

Это вырвалось у меня, как стон.

– Да. Не любишь меня. Я все время чувствую это. Притворялась, что не замечаю. Думала, может, мне кажется… Нет. Ты ведешь себя… по-другому. Не принимаешь меня всерьез. Это, был сон, правда, но снилась-то тебе я. Ты называл меня по имени. Я тебе противна. Почему? Почему?!

Я упал перед ней на колени, обнял ее ноги.

– Детка…

– Не хочу, чтобы ты так говорил. Не хочу, слышишь. Никакая я не детка. Я…

Она разразилась рыданиями и упала лицом в постель. Я встал. От вентиляционных отверстий с тихим шорохом тянуло холодным воздухом. Меня начало знобить. Я накинул купальный халат, сел на кровати и дотронулся до ее плеча.

– Хари, послушай. Я что-то тебе скажу. Скажу тебе правду…

Она медленно приподнялась на руках и села. Я видел, как у нее на шее под тонкой кожей бьется жилка. Мое лицо снова одеревенело, и мне стало так холодно, как будто я стоял на морозе. В голове было совершенно пусто.

– Правду? – переспросила она. – Святое слово?

Я не сразу ответил, судорогой сжало горло. Это была наша старая клятва. Когда она произносилась, никто из нас не смел не только лгать, но и умолчать о чем-нибудь. Было время, когда мы мучились чрезмерной честностью, наивно считая, что это нас спасет.

– Святое слово, – сказал я серьезно, – Хари…

Она ждала.

– Ты тоже изменилась. Мы все меняемся. Но я не это хотел сказать. Действительно, похоже… что по причине, которой мы оба точно не знаем… ты не можешь меня покинуть. Но это очень хорошо, потому что я тоже не могу тебя…

– Крис!

Я поднял Хари, завернутую в простыню, и начал ходить по комнате, укачивая ее. Она погладила меня по лицу.

– Нет. Ты не изменился. Это я, – шепнула она. – Что со мной? Может быть, то?…

Она смотрела в черный пустой прямоугольник разбитой двери, обломки я вынес вечером на склад. «Надо будет повесить новую», – подумал я и посадил ее на кровать.

– Ты когда-нибудь спишь? – спросил я, стоя над ней с опущенными руками.

– Не знаю.

– Как не знаешь? Подумай, дорогая.

– Это, пожалуй, не настоящий сон. Может, я больна. Лежу так и думаю, и знаешь…

Она опять задрожала.

– Что? – спросил я шепотом, у меня срывался голос.

– Это очень странные мысли. Не знаю, откуда они берутся.

– Например?

«Нужно быть спокойным, что бы я ни услышал», – подумал я и приготовился к ее словам, как к сильному удару.