Евгений Ленский: Рай-на-задворках

- Прости, милая. Не сердись.

- Я не сержусь. - ответила Таня, не поднимая головы, - я думаю. Я думаю, когда у нас будут дети, они будут не похожи на нас, они будут разные, и это прекрасно.

- У нас дети? - Мак потянулся к Тане, но она уже кричала: - Лови!

Мак догнал Таню только у памятника. На том месте, где некогда начинался вход в подземелье, была разбита клумба, засаженная розами даром Земли. На постаменте встала другая фигура. Не яростно устремленный вперед Фиер, а стройный юноша в комбинезоне космолетчика упругим движением вознес над головой две полусферы, по одной в каждой руке. По напряженным мускулам было ясно, что следующим движением он сомкнет их в одно целое. Отлитая из белого металла статуя, казалось, взлетала. Иллюзия усиливалась черной блестящей стеной за спиной статуи. На двух языках - земном и грассианском - обращался предок к потомкам:

Черные скалы уступами тянутся к небу,

Черные пропасти валятся в недра земли,

Камень грохочет о камень, слетая к подножью.

Камень на камень - растет у подножья гора!

Это ли Грасса? О нет, это только гранит!

Светлое солнце играет с полуденным морем,

Множатся блики на скате ленивой волны,

Море вздыхает и тянется к суше в истоме,

Мягкою лапой лаская прибрежный песок.

Это ли Грасса? О нет, это только вода!

Ветви склонились к лучу уходящего света,

Чуть шевельнулись уставшие за день сады.

Плод перезрелый на травы склоненные рухнул,

Сладость свою разбросав равнодушным цветам.

Это ли Грасса? О нет, это только земля...

Что же такое тогда называется Грассой?

В чем единение камня, воды и земли?

В разуме высшем, дающим предметам названье.

В разуме, Грасса, сокрыто твое бытие.

- Как красиво...

Мак не сразу понял, что читает вслух. Мерные, торжественные строфы, знакомые с детства, каждый раз потрясали его до глубины души.

Таня быстро пересекла аллею и, сорвав тяжелую, усыпанную плодами ветку орры, положила ее к подножью памятника.

- Пойдем.

Уходя, Мак оглянулся. В аллее уже сгустился сумрак, но статуя, словно собирая остатки света, сияла неярким серебристым сиянием. А выше ее, по гребню стены, уже с трудом различались буквы: "Сержу Арно - землянину и грассианину - навеки благодарная Грасса!"