Кэтрин Куртц - «Если», 1996 № 04

— Я хотел лично поблагодарить вас. — Голос у паренька был высокий и тонкий; вдобавок говорил он таким тоном, будто извинялся за то, что живет на свете.

— За что? Я же пальцем не пошевелил!

— По крайней мере, вы делали вид, а этого оказалось вполне достаточно. Мне удалось подслушать разговор похитителей. Они обсуждали, как быть теперь, когда за расследование взялись вы, и в конце концов решили, что надо брать деньги и удирать, пока целы. Вот поэтому я и говорю, что очень вам обязан. Если бы не вы, меня могли бы…

Облик Младшего дополняла характерная черта: он, по-видимому, не мог сидеть спокойно — беспрерывно ерзал на стуле, раскачивался вперед-назад, устремляя взор в пространство. Должно быть, расти во дворце Владычицы Бурь — еще то удовольствие…

Во мне крепло подозрение, что на деле он хочет поговорить о чем-то важном, что благодарность — всего лишь предлог. Однако давить на таких, как он, не имея ни единой зацепки, попросту бессмысленно. Они, как правило, замыкаются в себе, и только. Поэтому я откинулся на спинку и притворился, будто безмерно рад и готов слушать болтовню Младшего до бесконечности.

Буквально в следующий же миг стало ясно, что Карл подбирается к тому, что его действительно волнует. Он раскрыл было рот, но не успел произнести ни слова.

— Вот вы где, милорд! — Возле нашего столика возник холуй домины Даунт, пресловутый мистер Слос. На его губах играла обворожительная улыбка, с которой резко контрастировало выражение глаз, давным-давно утративших последнюю искорку веселья. — Я вас обыскался.

«Рассказывай, — подумал я. — Наверняка следил за Младшим от самого дворца, иначе не появился бы так быстро и не вовремя».

— А, Коуртер… Я как раз благодарил мистера Гаррета за помощь. — Карл вновь качнулся туда-сюда. Я перехватил его взгляд и понял, что юноша боится этого типа по фамилии Коуртер, который мне представился как Слос.

— Вы нужны домине, милорд. — Ясненько: приказ, специально для меня замаскированный вежливостью. Младший вздрогнул.

Бруно о чем-то беседовал со своими дружками. Наконец они, видимо, решили, что теперь, когда нас стало как бы трое на трое, шансов у них никаких, и потянулись к выходу. Бруно подарил мне злобный взгляд.

Младший поднялся, и Коуртер тут же взял его за руку, словно опасался, что подопечный может сбежать. Мне вдруг захотелось дать ему подножку — просто так, чтобы посмотреть, что получится, — но я отогнал шальную мысль и сказал:

— Увидимся, Карл.

Услышав мои слова, юноша, на лице которого было написано отчаяние, слегка приободрился.

Коуртер впервые за весь разговор посмотрел мне в глаза. Я прочел в его взгляде обещание мучительной смерти, широко улыбнулся и дружески подмигнул. Он, разумеется, никак не отреагировал.

К сожалению, отвлечься от надоедливых мыслей с помощью пива не получилось. Я не выдержал — провел сам с собой закрытое совещание, организовал голосование и решил пойти домой, дабы очистить душу от скверны. Это можно было сделать двумя способами — либо обречь ее на страшные муки (то бишь весь вечер сидеть и слушать, как старина Дин перечисляет достоинства своих родственниц), либо позволить Покойнику оттачивать на мне свое остроумие.

Оба они меня разочаровали. Должно быть, сговорились в мое отсутствие. Когда я вошел, Дин насвистывал какой-то мотивчик.

— Что стряслось? Твои родственницы напали на эскадрон гусар и захватили бравых вояк в плен?

Он пребывал в столь благодушном настроении, что пропустил эту колкость — и те, что последовали за ней, — мимо ушей.

— Что происходит? — рявкнул я. — Что ты ухмыляешься, как лисица, которая только что слопала целого гуся?

— Это все его милость. Он такой довольный, просто жуть.

— Вот, значит, как? Что ж, пойду взгляну.

— Такое событие надо отметить, мистер Гаррет.

— Я смотрю, ты уже готовишь закуску. Что там у тебя?

— Жаркое из баранины.

— Терпеть не могу баранину! — Когда я служил в морской пехоте, нас закормили бараниной. Мы ели ее каждый день по три раза, кроме тех случаев, когда приходилось питаться твердой, как камень, солониной, собственными лошадьми или, хуже того, ягодами и кореньями.

— Вам понравится, честное слово. — И Дин пустился в объяснения насчет того, как именно он готовит жаркое.

Я повернулся и пошел прочь, бормоча себе под нос: «Баранина, баранина». Пожалуй, надо будет притвориться, что ем с удовольствием; ведь всякий раз, стоило мне раскритиковать очередной кулинарный шедевр старины Дина, как на следующий день он подавал блюдо, изобиловавшее зеленым перцем. А на свете — на том ли, на этом, неважно — нет ничего более омерзительного, нежели зеленый перец. Его избегают даже свиньи — точнее, даже голодные свиньи. А люди едят. Признаться, я часто поражаюсь тому, что мы употребляем в пищу.