Павел Амнуэль - Что там, за дверью?

— И сколько денег ты решил ассигновать на это?.. — Оливия не нашла нужного слова и только пожала плечами.

— Уверяю тебя, вложение окупится за несколько месяцев! Правда, наступит зима, и доходы наш замок начнет приносить только будущим летом, но ведь нам некуда торопиться, верно, родная?

— У нас есть лишние деньги? — сухо спросила Оливия. — Разве не ты говорил мне, что придется брать в банке ссуду на строительство гаража?

— Я уже договорился в банке, не беспокойся, — отмахнулся Мейсон.

— Я не беспокоюсь, — сказала Оливия. — Ты мужчина, тебе решать.

В тот вечер она повернулась к мужу спиной и сделала вид, что спит, даже не попытавшись обнять его на ночь. Мейсон полежал рядом, дождался, когда жена привычно засопела и что-то пробормотала во сне, а потом тихо встал, как делал это уже которую ночь, взял со стула одежду и вышел, бесшумно прикрыв за собой дверь.

Едва дверь закрылась, Оливия откинула одеяло и быстро набросила на себя теплый халат, заранее приготовленный и лежавший в изножье кровати. Она последовала за мужем в полной уверенности, что где-то в деревне его ждет другая теплая постель.

Но Мейсон направился не к Ингберчуэрду, а к своей мастерской, и Оливия решила, что напрасно подумала о муже плохо, вот ведь как он о деле беспокоится, даже ночью проверяет, что сделано и как организовать работу утром. Она собралась было вернуться в теплую постель, но ей показалось странным, почему муж не зажигает фонарик, почему идет в полной темноте, будто боится, что его увидят. Может, кого-то выслеживает?

Оливия шла за мужем, не очень-то и скрываясь, ей казалось унизительным прятаться, Мейсон шел, ни на что не обращая внимания, Оливия почти не видела его в темноте, оступилась, разодрала коленку и от боли стала видеть еще хуже.

Когда появилась Кэтти, Оливии показалось, что муж включил наконец-то фонарик, но подойдя ближе и присмотревшись, крепко зажала себе рот обеими руками и почувствовала, как слабеют ноги. Муж что-то говорил этой ужасной женщине, светившейся изнутри, будто рождественская игрушка, а она что-то отвечала высоким и противным голосом, скрипевшим, как несмазанные ворота. Несколько слов долетели до слуха Оливии, и она не поверила своим ушам. «Милая, — говорил муж не кому-нибудь, а потустороннему призраку, — я готов ради тебя на все». — «О, как бы я хотела надеяться, — отвечал призрак, заламывая руки, — как бы я хотела всегда быть с тобой, мой хороший»…

Они с ума сошли — оба? Так вот для чего Джош вознамерился построить этот нелепый замок! Чтобы бестелесной девице, порождению дьявола и всех темных сил, удобно было в этом мире, вовсе не для нее созданном! Туристы! Господи, какое лицемерие!

Мейсон протянул руки и на глазах Оливии коснулся белесой поверхности привидения, прикосновение выглядело таким нежным, таким невесомым, что усомниться в его смысле было просто невозможно. Только самого дорогого на свете мужчина может касаться с таким трепетным благоговением, и никогда, никогда, никогда Джош не прикасался так к собственной жене — ни в первую брачную ночь, ни во все последующие, а вот уже месяц, как он и вовсе пренебрегал супружескими обязанностями, и теперь Оливия поняла, с чего это началось. Господи, какой ужас! Предпочесть ей, теплой, близкой, родной… эту холодную, вязкую, липкую… Эту тварь, пришедшую из ада, чтобы… И этими руками он завтра будет трогать собственную жену, да она никогда на свете не сможет даже… не вытерпит… Господи, что же он делает, негодяй? Он хочет поцеловать… Это? Эту?…

Должно быть, Оливия на какое-то время лишилась чувств — она неожиданно обнаружила, что лежит на острой стерне, будто йог на иголках, и совсем ей не больно, а даже приятно, от земли исходило тепло, хотя ночь была холодной, но почва еще не успела остыть, вставать Оливии не хотелось, но она встала и, к своему удивлению, не увидела ни блеклой фигуры призрака, ни темного силуэта Мейсона. И — ни звука. Ни страстного шепота, ни делового разговора, ни даже комариных трелей. Тишина.

Домой она шла, не разбирая дороги, где-то разбила вторую коленку, в спальне включила полный свет и минуту, ничего не понимая, смотрела на ту сторону постели, где должен был, по идее, лежать и делать вид, что спит, вернувшийся со свидания муж. Одеяло было смято, Джош отсутствовал. Неужели…

Оливия прошла в ванную, пустила горячую воду, встала под душ, коленки саднили, душа болела, и хотелось умереть. Она и умерла бы, наверно, но кто тогда позаботится о Джессике, не этот же упырь, милующийся с нечистой силой!