Павел Амнуэль - Что там, за дверью?

— Дорогая, — сказал Себастьян тихо, — ты спала, тебе, наверно, что-нибудь снилось?

— Я не спала, — покачала головой девочка. — Мы с Элен играли в прятки.

— С… кем?

— С Элен, — спокойно повторила девочка. — Она сказала мне, что это нечестно. Почему? Я же не нарочно.

— Дорогая, — сказал Себастьян, — иногда ты говоришь очень непонятно. Тебе кажется, что я понимаю, а я… Ты играла в прятки с Элен?

— Ну, я же сказала…

— Элен — это кто?

— Ты не знаешь? — удивилась девочка. — Элен — моя подружка. Только она взрослая. Так придумалось.

— А… Ты хочешь сказать, что это твоя фантазия? На самом деле нет никакой взрослой Элен?

— Есть, конечно! Как ты не понимаешь, папа? И Микки есть, и Большой Зеленый Годзилла…

— Кто? — вырвалось у Себастьяна.

— Ну, папа! Годзилла — это такое зеленое страшилище, большое, но доброе, я точно знаю, потому что…

Элен замолчала, глядя на темное пятнышко на спинке — переднего сиденья. Себастьян подумал, что сейчас большое доброе зеленое страшилище может оказаться рядом с ним, и ничего он с этим не поделает, и как это физически возможно, если Годзилла — судя по словам Элен — гораздо больше девочки, есть же закон сохранения массы или энергии, или еще чего-то, не может такого быть, невозможно, не надо, не надо, пожалуйста…

Ничего и не происходило — Элен сосредоточенно смотрела то ли перед собой, то ли внутрь себя, Памела, если и слышала их диалог, не обернулась и делала вид, что ничто, происходящее на заднем сиденье, ее не интересует, а Лоусон свернул еще раз, въехал на сонную улицу небольшого городка, где редкие машины ехали навстречу так медленно, будто участвовали в съемках фильма о ленивых водителях. Себастьян опять подумал о том, что Лоусон выбирает странные дороги… Он разглядел впереди стандартное серое двухэтажное здание с надписью…

— Лоусон, — резко сказал он. — Остановите, пожалуйста.

Машина продолжала двигаться, детектив даже немного прибавил скорость.

— Остановите! — крикнул Себастьян. — Элен плохо. Вы слышали, что она сказала о Годзилле? Сейчас она вас…

Лоусон поднял, наконец, взгляд и посмотрел в зеркальце. Увидел он в нем бешеные от страха и неожиданного жгучего ощущения ненависти глаза Себастьяна, интерпретировал этот взгляд по-своему и, резко свернув к тротуару, остановил машину. До отделения полиции оставалось два квартала.

— Помогите, Лоусон! — крикнул Себастьян, выскочил из машины и, быстро ее обежав, оказался на стороне водителя. — Помогите, слышите?

Лоусон открыл дверцу и, прежде чем выйти, все-таки оглянулся — боялся, что увидит страшное, может, того самого Годзиллу, о котором (он слышал это своими ушами!) говорила сумасшедшая девчонка. Увидел он, однако, испуганного ребенка и хотел сказать Себастьяну, чтобы тот не дурил, не нужно паниковать, сейчас все будет хорошо. Но ничего произнести Лоусон не успел: Себастьян выбросил вперед правую ногу и пнул детектива по копчику так, что Лоусон лбом ударился о капот машины, вскрикнул, повалился на бок и встал бы сразу, потому что был, в отличие от Себастьяна, тренирован на неожиданности, но Себастьян уже сидел за рулем, уже надавил на педаль газа, уже захлопнул дверцу, и машина рванулась вперед с визгом недорезанного поросенка, а в зеркальце Себастьян увидел только, как Лоусон перекатился на бок и застыл, то ли получив еще один удар — на этот раз бампером автомобиля, — то ли решив, что жизнь дороже.

Себастьян промчался мимо полицейского участка (два копа стояли у кромки тротуара и что-то обсуждали, жестикулируя), свернул за угол, а затем по параллельной улице вернулся на федеральное шоссе и помчался в сторону Нью-Йорка, выжимая из машины больше ста двадцати миль при разрешенных девяноста.

Он, наконец, расслабился настолько, чтобы оторвать взгляд от дороги и посмотреть на Памелу — жена сидела прямо, глаза ее были закрыты, руки сложены на коленях, а пальцы она сцепила так, что побелели костяшки. Может, она молилась?

— Пам, — сказал Себастьян. — Извини, что я… Лоусон хотел сдать нас в полицию, понимаешь? Наверно, когда услышал по радио…

— Помолчи, — сквозь зубы процедила Памела. — Помолчи… Помолчи…

Она бормотала одно-единственное слово, а Элен, оставшаяся на заднем сиденье одна, почувствовала себя свободнее, подняла с пола куклу и о чем-то с ней разговаривала, Себастьян слышал голос дочери, объяснявший «вредной девчонке», что она должна вести себя прилично, иначе с Годзиллой ее ни за что не познакомят, но если она тихо будет сидеть в углу у окна, то они смогут поиграть втроем… нет, вчетвером… или впятером… А если больше, чем — впятером, то как это называется?