Ритмониум находился на противоположном эстетическом полюсе: если он повышал уровень сознания, то музыка Гиля, при всей ее формальной новизне и блеске, звала человека в темную бездну бессознательного. Гиль открыто говорил, что Ритмониум восходит к традициям мистерий, - для него это не было ни упреком, ни осуждением: ради доказательности он подкреплял свою догадку весьма глубокими, точно выверенными сравнениями. Гиль прекрасно знал, что обряды древних часто достигали потрясающих результатов, включение в определенный ритмический настрой помогало одолевать болезни, укрепляло дух человека. Однако способность к такому включению Гиль считал почти полностью утраченной.
Гиль никогда не хотел лично задеть и обидеть Сина.
В конце концов, ученый вправе проводить любые параллели и аналогии. Однако им легко придать любой эмоциональный оттенок,- это и сделали журналисты, подхватив ни лету сравнения Гиля. Газеты запестрели заголовками: "Магия в эпоху роботов", "Создатель Ритмониума зовет в пещеру", "Да-аритмии Гиля, нет - Ритмониуму Сина". Вульгарный и поверхностный характер заголовков говорил сам за себя. Гиля это искренне огорчало, но его опровержения и объяснения печатались петитом на последних страницах - читатель обычно не замечал их.
Тогда как карикатурные изображения Ритмониума занимали самые видные места в газетах. Все это раздражающе действовало на Гиля. Окончательный эмоциональный срыв у него произошел после того, как он получил несколько резких писем от немногочисленных почитателей Сина. В них содержалось страшное обвинение: зависть.
Конечно, с обычной точки зрения это было несправедливо,- никакого личного соперничества у Сина с Гилем никогда не было. Скорее всего это был бессознательный страх,- Гиль был искренне предан воспитавшей его цивилизации и видел в Ритмониуме как бы отрицание ее эстетики. Он с ужасом думал о том, что ритм снова ограничит личное творчество,- ритм для него был тесными оковами, а гармония казалась мертвым равновесием. Но н противоречивой душе Гиля звучала и другая нота!-он чувствовал, что лишил искусство дисциплины, самочинно отключив его от вечных связей с Космосом. За той анархией форм к которой стремился Гиль, ему иногда чудился призрак распада: сама энтропия дышала в него холодом, безразличием и апатией.
В юности Гиль начинал разрабатывать интересную проблему, которую, увы, скоро забросил,- его интересовали энтропийные факторы в духовной жизни людей.
Среди этих разрушительных сил Гиль на одно из первых мест поставил зависть,- он даже написал эссе по теме, сформулированной не совсем обычно: "Зависть и культура". Пусть в этюдной форме, но Гиль хорошо показал, как даже выдающихся людей зависть лишает внутреннего остова,- личность катастрофически распадается под гнетом этого властного и всепоглощающего чувства.
Вероятно, Гиль не случайно обратился к этой теме,он хотел заглушить в себе ростки зависти, имеющиеся у каждого человека. Гиль стал замечать, что иногда словно утрачивает дар сочувствия и сопереживания,чужая радость не отзывалась в нем ответным подъемом чувств, а скорее подавляла. Будучи предельно честным к себе и к другим, Гиль остановил развитие этой опасной болезни. Никто не мог усомниться в широте его души и полной беспристрастности. Поэтому упрек в зависти по отношению к Сину глубоко уязвил Гиля. Ведь иногда достаточно сущего пустяка для того, чтобы затаившийся невроз получил развязку,- Гиля все чаще донимала бессонница, он стал вялым и раздражительным. Гиль в определенных ситуациях мог принимать неожиданные решения, противоречащие его логически размеренному и ровному характеру. Вот и сейчас он сделал непредсказуемый выбор: полечиться у Зара,- несмотря на философское неприятие его приемов и методов.
Вероятно, подсказчиком тут было подсознание,- он знал о духовном контакте между Сипом и Заром: неявное желание объясниться с автором Ритмониума нашло обходный путь - снять внутренний конфликт через посредничество Зара.
Гиль выехал в маленький пансионат Зара порой первозимья. Болотца затягивало лучистым ледком, на пороше чернели следы зайцев и лис. Гиль впервые обратил внимание на строгую и вдумчивую тональность природы,--обычно ее жизнь оставляла равнодушным Гиля: дитя города-гиганта, он любил лабиринт улиц и толчею площадей. Ему казалось, что ноосфера - а город был её высшим воплощением -должна поглотить всю природу.
Но вот сейчас им овладело совсем другое настроение.
Читать дальше