Андрей Ливадный - Колония

"Следующая пуля - моя", - пронеслось в голове Багирова, но он вторично ошибся в прогнозе ситуации.

Древний механизм вошел в проем, всего лишь несколько мгновений провел внутри узкого замкнутого пространства, а затем вновь появился в коридоре.

Несмотря на напряженность ситуации и невероятную стремительность событий, Багиров успел рассмотреть, что древнее создание имеет выраженные черты лица, которые, правда, походили на застывшую маску, но все же отражали некую индивидуальность...

"В кого он стрелял и что собирается делать дальше?"

Ответ на последнюю часть вопроса пришел незамедлительно и вновь оказался абсолютно неожиданным, парадоксальным, если рассматривать его на фоне уже совершенных действий...

Механическое существо просто положило пистолет на прямоугольный выступ какого-то устройства и, не обращая внимания на Багирова, прошло по коридору меж одинаковых камер в ту часть зала, где располагалось огромное, треснувшее наискось панорамное окно.

Багиров так и не рассмотрел, что расположено за ним - издали взгляду мешала желтоватая пленка отложений, а подойти ближе он не успел из-за внезапного развития событий.

Существо - Иннокентий Осипович сознательно выносил за скобки термин "механическое" - остановилось в конце длинного прохода спиной к нему и застыло, глядя сквозь мутную пленку, покрывавшую толстое тройное стекло.

Работаем - попытался подстегнуть его Инок, но Багиров уже справился с шоковым всплеском эмоций.

Автоматический пистолет лежал в двух шагах от него, электронный счетчик зарядов высвечивал цифру - "22".

Он подобрал оружие и, включив на полную мощность фонарь шлема, вошел в узкое пространство своеобразного отсека.

Правое ложе тандемной камеры пустовало, на сером пластике остался лишь мусор в виде осыпавшейся минеральной корки.

Среди желтоватого праха, задрав крохотные механические лапки, лежал каплеобразный аппарат, размером с ладонь. В его корпусе зияло пулевое отверстие.

Короста забвения на объединительной панели, расположенной в изголовье камеры, была сломана. Багиров увидел овальные гнезда, где покоились точно такие глянцевито-серые обтекаемые приспособления, каждому из которых досталось по пуле.

Шлейф компьютерного интерфейса причудливо изогнулся, словно издохшая змея, свисающая с невысокого разделительного бортика двух ячеек. Один конец кабеля по-прежнему был подключен к черепной коробке погибшего миллионы лет назад существа, второй слегка покачивался из стороны в сторону, демонстрируя раздвоенное жало контактов...

Несколько секунд Багиров простоял неподвижно, впитывая рассудком открывшуюся картину.

Мысли никак не желали выходить из лихорадочного, беспокойного темпа, да и мог ли он рассуждать здраво?

Он не испытывал страха, но и пронзительный восторг от открытий исчез с появлением чуждой механической формы все стало много сложнее, ситуация требовала действий, но каких?

С одной стороны, очнувшийся от миллионолетнего забвения механизм проявил агрессию, но он не причинил Багирову явного вреда, лишь вырвал из его рук оружие, чтобы расправиться с внешне безобидными модулями, которые по непонятной причине показались андроиду опасными.

Нелогично, учитывая, что уничтоженные аппараты входили в комплектацию камеры, на что явно указывали соответствующие по форме и размеру гнезда.

Багиров медленно повернулся, покидая мрачный отсек.

Его состояние сложно описать. Разные люди в такой ситуации принимали бы абсолютно неоднозначные решения. Один забился бы в темный угол, изнывая от ужаса, другой, наверное, расстрелял бы остатки магазина, попытавшись расправиться с древней механической формой, как говорится - от греха подальше, - но Иннокентий Осипович не относился к крайностям как к разумной линии поведения. В молодости - да, но сейчас, испытывая всю присущую нормальному человеку гамму противоречивых чувств, он все же пытался мыслить здраво, несмотря на крупный озноб, пробегавший мурашками по спине и затылку.

Один шанс. Одна попытка. Одна уникальная возможность перекинуть мостик через бездну времени, разве не за этим он прилетел на Марс?

Он неторопливо шел по проходу, к огромному панорамному окну, на фоне которого четко выделялась чуждая скелетоподобная фигура древнего механизма, а внутри все сжималось в тугой нервный комок, вставший где-то в груди, мешая дышать, думать, лишь рука в кармане порванной и испачканной куртки сжимала рукоять пистолета да мысли редкие, как глухие удары пульса, бились в такт шагам...