Дафна дю Морье: Прорыв

Территория была со всех сторон обнесена однообразным забором десяти футов вышиной, что придавало ей вид концентрационного лагеря. Это приятное впечатление еще усилилось, когда из болота слева появилась овчарка и, помахивая хвостом, остановилась, разглядывая, как юный Кен возился с воротами.

— А где автоматчики? — спросил я, когда он вновь плюхнулся на сиденье. — Или проводник этой собачки наблюдает за нами из какого-нибудь скрытого в болоте дота?

На этот раз он соблаговолил рассмеяться.

— Здесь нет охраны и нет проводников, — проговорил он, когда мы проезжали ворота. — Цербер кроток, как агнец. Я, правда, не ожидал встретить его здесь, но ведь Мак может заставить его делать все, что угодно.

Кен снова вылез из машины и закрыл ворота. Собака смотрела в сторону болот, не обращая на нас внимания. Внезапно, навострив уши, она нырнула в камыши и понеслась к башне по узкой грязной тропинке.

— Он будет дома раньше нас, — сказал Кен, отпуская сцепление.

Машина свернула направо и покатила по широкой асфальтовой дороге. Болото кончилось, сменившись кустарником и валунами. Дождь прекратился. В облаках появились просветы, и приземистая черная башня четко выделялась на фоне медного неба. «Это что же, — гадал я, — предвестье одного из знаменитых закатов?» Но если так, что-то не видно коллег, спешащих полюбоваться им.

На дороге и вокруг нас не было никого. Машина миновала развилку и свернула налево к заброшенному радару и башне, которые стояли в окружении навесов и бетонных строений. Место стало еще больше походить на Дахау. [2] Первый концентрационный лагерь в фашистской Германии. Создан в 1933 г. на окраине города Дахау близ Мюнхена.

Кен проехал мимо башни и главного корпуса и повернул по узкой дорожке в сторону моря. В конце ее виднелись неказистые типовые домики.

— Ну вот мы и дома, — сказал он. — Что я вам говорил — Цербер нас обставил.

Собака мелькнула на тропинке слева и скрылась за домиками.

— Как умудрились ее так натаскать? — спросил я. — Особый свист?

— Не совсем, — ответил мой спутник.

Я вылез из машины и достал с заднего сиденья чемоданы.

— Здесь спальные корпуса? — я огляделся вокруг.

Домики казались достаточно прочными, по крайней мере, ветро- и водонепроницаемыми.

— Здесь все, — ответил Кен. — Мы здесь спим, едим и работаем.

Не обращая внимания на мой удивленный взгляд, он пошел вперед. Мы вступили в небольшой вестибюль, из которого коридор расходился вправо и влево. Стены вестибюля и коридоров были уныло-серыми, пол покрыт линолеумом. Казалось, мы попали в хирургическое отделение сельской больницы после окончания приема.

— Мы ужинаем в восемь, — сообщил Кен. — Еще уйма времени. Вы, наверное, хотите посмотреть комнату и принять ванну?

О ванне я как-то не думал, но мне очень хотелось выпить. Я последовал за ним по левому коридору. Он открыл дверь, включил свет, пересек комнату и раздвинул шторы.

— Прошу прощения за все это. Но у Януса есть слабость: он всегда, прежде чем заняться ужином, готовит на ночь наши спальни. Зимой ли, летом ли он задергивает шторы и снимает покрывала с кроватей в шесть тридцать. Страшный педант и приверженец заведенного порядка.

Я осмотрелся. Тот, кто проектировал эту комнату, видимо, всю жизнь работал в больнице. Здесь было только самое необходимое: кровать, умывальник, комод, шкаф и один стул. Окно находилось со стороны фасада. Одеяла на кровати сложены на больничный манер, скорее даже, как принято в военном госпитале.

— Все O.K.? — осведомился Кен. Он выглядел озадаченным. Видимо, его смутило выражение моего лица.

— Чудесно, — ответил я. — А как насчет того, чтобы выпить?

Я вновь последовал за ним по коридору через вестибюль и двустворчатую дверь в дальнем конце. Тут я различил слабые удары шарика для пинг-понга и вновь сдержался, чтобы не сказать что-нибудь легкомысленное. В комнате, куда мы вошли, никого не было. Спортсмены, наверное, упражнялись этажом выше. Здесь стояли кресла, один-два столика, электрокамин и в дальнем конце — бар, где тут же обосновался мой юный спутник. С нехорошим предчувствием я заметил два огромных кофейника.

— Кофе или коку? — спросил Кен. — А может быть, что-нибудь прохладительное? Рекомендую апельсиновый сок и немного содовой.

— Я предпочел бы виски, — ответил я.

Кен обескураженно поглядел на меня с видом ошарашенного хозяина, у которого гость в разгар зимы вдруг попросил свежей земляники.