Дафна дю Морье - Прорыв

Кен ответил: «Нормально», — но я заметил, что в его голосе не было обычной живости: он казался невыразительнее и глуше обычного. Я взглянул на Робби, и тот передал мне листок, на котором было написано: «Он под гипнозом».

Только тут я осознал значение блока воспроизведения речи и понял, почему Мак так настойчиво его совершенствовал. Кена ввел в гипнотическое состояние электронный голос компьютера. Вопросы, которые задавала ему машина не были случайными — отбор был проведен специально для него. Эффект этого опыта оказался куда более ошарашивающим, чем фокус с собакой и малолетним ребенком, которые повиновались сигналу на расстоянии. Так вот что имел в виду Кен, когда говорил о «своей работе».

— Вас что-нибудь беспокоит? — спросил электронный голос.

Последовала долгая пауза, прежде чем я услышал ответ. Кен казался встревоженным, почти раздраженным:

— Оно надвигается. Я хочу, чтобы все произошло быстро. Если бы это уже случилось, если бы все было позади, я бы не ныл.

Я присутствовал как бы на исповеди и теперь ясно понимал, почему мой предшественник отказался работать в Саксмире. Робби пристально следил за мной — эксперимент был поставлен не только для того, чтобы выяснить, как Кен ведет себя под гипнозом (без сомнения, это уже было проверено десятки раз). Скорее, они затеяли опыт, чтобы испытать мои нервы. Пытка продолжалась. Многое из того, что говорил тогда Кен, было больно выслушивать, и мне совсем не хочется пересказывать его бессвязные речи. Очевидно, он жил в страшном напряжении, которое не замечали окружающие и, вероятно, не сознавал сам.

С сегодняшней программой я еще не был знаком. Наконец сеанс подошел к концу и машина произнесла:

— Все будет хорошо, Кен. Ты не один. Мы все время будем с тобой. Идет?

Легкая улыбка мелькнула на юношеском лице:

— Идет.

Потом вновь последовала серия чисел, проговоренных, правда, гораздо быстрее, и наконец машина подала команду:

— Просыпайся, Кен.

Юноша напрягся, открыл глаза и приподнялся. Сначала он посмотрел на Робби, потом на меня и ухмыльнулся:

— Ну как, справился старина «Харон»?

— На сто процентов, — ответил я наигранно дружелюбным тоном.

Кен соскользнул со стола: на сегодня его работа была закончена. Я присоединился к Маку у пульта управления.

— Спасибо, Стив, — сказал тот. — Теперь вы понимаете значение «Харона-1»? Электронный голос и хорошо спланированная программа — все это не позволит нашим чувствам помешать работе, когда наступит решающий момент. Вот почему мы так настойчиво приучаем Кена к машине. У него хорошая ответная реакция, но все проходит гораздо лучше, если в эксперименте участвует ребенок.

— Ребенок? — не понял я.

— Да, — ответил он. — Ники — важная составляющая эксперимента. Ее тоже приучили к голосу. Когда они вместе, они стрекочут, как два веселых сверчка, а потом, конечно, все забывают, — он помолчал, испытующе глядя на меня, как только что смотрел Робби. — В конце концов у Кена неизбежно наступит кома, и тогда только с помощью девочки мы сможем поддерживать с ним связь. А теперь берите машину и поезжайте в Тирлволл за выпивкой, — он повернулся и вышел, непробиваемый, невозмутимый, — благожелательный хищник.

В Тирлволл я не поехал, а направился через дюны к морю. В этот день оно было неспокойным. Пенящиеся серые волны образовывали глубокие впадины, прежде чем с ревом разбиться о камни. В нескольких милях от меня, на берегу, курсанты американского летного корпуса разучивали сигналы на горне, и пронзительные диссонирующие звуки долетали ко мне по ветру. Внезапно, без всякой причины, в голове возникла полузабытая строка из американского спиричуэла, которая повторялась и повторялась вновь:

Опыты ставили каждые три дня с различными программами. Мы с Маком попеременно управляли машиной, и скоро я к ним привык: необычайные эксперименты превратились для меня в повседневную работу. Они проходили не так тяжело, когда в них участвовала Ники. Отец привозил ее и оставлял с нами в лаборатории. К этому времени Кен уже был под гипнозом. Девочку усаживали рядом на стул и закрепляли над головой микрофон. Ей объясняли, что Кен уснул, и «Харон» подавал сигнал. Следовала серия чисел, и девочка засыпала. Я обнаружил, что программа, рассчитанная на двоих, была совершенно иной. Прежде всего машина внушала Кену, что он перенесся в прошлое и стал ровесником Ники.