В первый месяц каждого времени года он отправлялся в ближайшую деревню к сельскому парикмахеру, и тот проходился машинкой по его голове и щекам.
Однажды он встретил в лавочке двух жандармов, и те отвели его в ближайший городок, в мэрию. Оказалось, что он уже три года, как должен был находиться на военной службе.
В казарме каптенармус извлек для него из своих запасов пару сапог огромного размера — их уже много лет откладывали в сторону: всучить их никому еще не удавалось. Его тощее тело утонуло в застиранной выцветшей форме. Ремень брюк доходил едва ли не до подбородка, пилотка съезжала на лоб или на затылок. Старички, которых можно было сразу узнать по небрежному изяществу, с которым они носили военную форму, и по непринужденному виду, с которым они прогуливались по улицам, постоянно издевались над ним, тем более что у него не было денег, Чтобы поставить им выпивку. Из-за невероятных размеров сапог его и прозвали Мамонтом.
Капралы, сержанты и лейтенанты безуспешно пытались научить его маршировать в ногу. Нет, он не пытался делать все назло начальству, но никак не мог сообразить, чего они хотят и что он должен выполнять. Он много скитался и по лесам, и по разбитым ухабистым дорогам, но никогда ранее не раздумывал при этом, как он шагает и с какой ноги. Он никогда ничего не усложнял.
Утром на плацу солдаты в голубых мундирах маршировали и поворачивались все разом, по команде капралов. Во время перерыва все окружали Мамонта — для него перерыва не было. Постоянно сменявшие друг друга унтера, багровея от злости, орали ему: «Раз! Два! Раз! Два!» Но к тому моменту, когда они произносили слово «Два», Мамонт успевал сделать только полтора шага. Его ноги неуклюже загребали землю и цеплялись за каждый камешек, за малейшую неровность. Руки висели, словно сломанные ветки. Его конечности, которыми он пользовался вот уже двадцать лет, не думая об этом, вели себя так, словно не принадлежали ему.
Адъютант, очень нервный молодой человек, приплясывал вокруг, осыпая его ругательствами и язвительными замечаниями. Толпившиеся вокруг хитрецы, уже изучившие премудрости поворотов на ходу, подобострастно хихикали.
Мамонт искренне восхищался этими парнями, такими непринужденными, умевшими так здорово маршировать в строю и так молниеносно застывать на месте, стоило капралу рявкнуть: «Смиррна!» Ему никак не удавалось выпрямить спину… Его, конечно, мучили вопросы — почему, например, эти люди, такие умные и образованные, издеваются над ним, подшучивают над тем, кому не довелось узнать столько, сколько знают они. Он хотел бы попросить у них совета, но не осмеливался. В своем лесу он не привык разговаривать.
Однажды утром на тренировочном плацу появился сам капитан. Он подошел незаметно, под прикрытием деревьев. Придя в бешенство, он прекратил это цирковое представление и заставил веселую компанию совершить десятиминутную пробежку с полной выкладкой. Во главе бежал адъютант. Но Мамонт, которому на этот раз досталась непривычная роль зрителя, не радовался этой заслуженной каре. Он видел, как потели и задыхались его товарищи. Ему было жаль их.
Прошло четыре месяца, но он так и не научился ни маршировать, ни отдавать честь. Ему никак не удавалось запомнить и повторить воинский устав и инструкции по стрельбе. Он был позором всей армии. И его уволили.
Весельчаки из казармы замечательно отпраздновали его отъезд. Его имя то и дело выкрикивали в столовой. Донышки бутылок оставили кружевной узор на деревянной поверхности столов. А с наступлением вечера Мамонт вышел с территории части через главные ворота. Его сопровождали приятели. Они не хотели так быстро расставаться с ним и. затащили его в старую часть города, где ему еще никогда не приходилось бывать. Здесь на узенькой улочке они остановились перед великолепным зданием, затолкнули его в коридор и толпой ввалились вслед за ним.
Мамонт очутился на диване в красивой, ярко освещенной комнате. На розовых стенах висели картины, изображавшие солдат, веселившихся с девушками. И в зеркалах тоже можно было увидеть солдат, развлекавшихся с хорошенькими блудницами, на которых почти не было одежды.
Мамонт никогда не умел пить. Поэтому скоро розовые стены с картинами закружились вокруг него. Девушки смеялись, вальсируя на столах. Затем одна из них вышла из зеркала и плюхнулась ему на колени. Она была толстушкой, но он не ощутил ее веса. Веселая куртизанка принялась болтать с ним, а ее подружки пели и танцевали в розовом тумане.
Читать дальше