Рэй Брэдбери - «Если», 1997 № 09

Они встретились вновь в последнем вагоне, почти пустом. Джонатан Хьюз подошел к старику вплотную, а тот упорно не поднимал глаз. И ревел в три ручья, так что разговор был попросту невозможен. «Кого, — подумал Хьюз, — кого он оплакивает? Ну прекрати, пожалуйста, прекрати…»

Как по безмолвной команде, старик выпрямился, утер глаза, высморкался и начал таким тихим, неустойчивым голосом, что Хьюз волей-неволей сделал еще шаг вперед и даже сел, вникая в шепот:

— Мы родились…

— Мы?!

— Мы, — повторил старик, вглядываясь в густеющие сумерки, летящие за окном, как дым пожара, — да, да, мы оба родились в тысяча девятьсот пятидесятом году в городе Куинси на Миссисипи…

«Верно», — подумал Хьюз.

— И жили в доме сорок девять по Вашингтон-стрит, и занимались в центральной городской школе до второго класса, куда перешли вместе с Изабель Перри…

«Опять верно, — подумал Хьюз, — ее звали Изабель».

— Мы… — бормотал старик.

— Наши… — шептал старик. — Нас… Нам…

И так далее, в том же духе.

— Инструктором в столярной мастерской был мистер Бисби. Учительницей истории — мисс Монке. В десять лет на катке мы сломали правую ногу. В одиннадцать чуть не утонули — отец еле-еле сумел нас спасти. В двенадцать влюбились в Импи Джонсон…

«Седьмой класс, — подумал Хьюз, — милая девочка, но, увы, она умерла. Милосердный Боже», — воскликнул он про себя, стремительно старея.

Случилось и еще кое-что. Минута, две, три — старик говорил и говорил. И постепенно молодел, щеки загорелись, глаза заблестели, в то время как молодой Хьюз под грузом давних воспоминаний сникал и бледнел. Один говорил, другой слушал — и где-то посередине монолога они почти сравнялись возрастом, стали близнецами. И был миг, когда молодой Хьюз понял с абсолютной, полоумной точностью, что если посмеет глянуть в оконное стекло, которое ночь превратила в зеркало, то увидит близнецов.

Он не посмел. А старик завершил свое повествование, полностью выпрямившись и даже приподняв подбородок, — наверное, перекопать давние откровения и выговориться иначе не получилось бы.

— Таково прошлое, — произнес старик.

«Мне бы ударить его, — подумал Хьюз. — Обвинить. Наорать. Почему ж я не делаю ни того, ни другого, ни третьего?»

Потому что… Старик ощутил невысказанный вопрос и объявил:

— Ты уже понял — я именно тот, за кого себя выдаю. Потому что я знаю все-все, что касается нас обоих. Теперь о будущем…

— О моем?

— О нашем, — ответил старик.

Джонатан Хьюз кивнул, не сводя глаз с газеты, зажатой в стиснутом кулаке. Старик сложил ее и спрятал.

— Твой бизнес мало-помалу начнет приходить в упадок. По каким причинам, никто так и не поймет. У тебя родится ребенок, но вскоре умрет. Ты заведешь любовницу, но не сумеешь ее удержать. А жена год за годом, день за днем будет раздражать тебя все сильнее и сильнее. И в конце концов — поверь мне, зачем мне лгать? — ты постепенно придешь… как бы выразиться поточнее… к тому, что само ее присутствие станет для тебя невыносимым. Однако вижу, что ты расстроился. Я лучше помолчу…

Они продолжили путь в тишине, и попутчик вновь стал старым, а Джонатан Хьюз не помолодел. И все-таки молодой кивнул, когда соотношение возрастов показалось ему подходящим, — кивнул, предлагая другому продолжать. И тот сказал:

— Тебе это кажется невероятным, ты же всего год как женат. Вы прожили прекрасный год, лучший из всех. Трудно поверить, что одна капля чернил может замутить целый кувшин чистой свежей воды. Но вот может, и это произошло. И в конце концов изменило не только нашу жену, нашу красавицу, сбывшуюся мечту, но и весь окружающий мир…

— Вы… — начал Джонатан Хьюз и запнулся, — ты убил ее?

— Мы убили. Оба. Но если будет по-моему, если я сумею тебя убедить, мы не захотим убийства, она останется в живых, а ты доживешь до старости счастливее меня и станешь лучше, чем я. Молюсь за это. Рыдаю об этом. Время еще есть. Я пересек годы, чтобы встряхнуть тебя, изменить твой характер, строй твоих мыслей. Боже, если бы люди понимали, что такое убить! Глупое и бесполезное действие, и к тому же безобразное… Но надежда не потеряна. Сумел же я как-то добраться сюда, прикоснуться к тебе — тем самым я начал изменение, призванное спасти наши души. Теперь слушай внимательно. Признаешь ли ты, что мы с тобой — один человек, близнецы из разных эпох, которые встретились в этом поезде в этот час в странный майский вечер?

Локомотив дал свисток, очищая пути от хаоса лет. Молодой Хьюз кивнул самым микроскопическим из кивков, но старику большего и не требовалось.