Гарри Тартлдав - «Если», 1999 № 10

Когда «черепаха» удалилась, халогаи заплясали от радости, топоча тяжелыми башмаками по камням.

— Победа! — крикнул Флоси Волчья Шкура.

— Да, так думают наши парни, — негромко произнес Ульрор. — Это кое-чего стоит. Хоть отвлекутся от тухлой ослятины и горсти овсянки, что будет у них на ужин.

— Мы разбили таран!

— Да, а они — кусок стены. Что легче починить?

Флоси скривился и отвел взгляд.

Над их головами вскрикнула чайка. Ульрор позавидовал ее свободе. Теперь чайки редко пролетали над Сотевагом — осмелившихся халогаи сбивали стрелами и ели. Мясо было жесткое, соленое, сильно отдающее рыбой, но что до того голодному? Ульрор уже не спрашивал, чье мясо шло в котел, но крыс в крепости определенно стало меньше.

Видеть, как скользит и кружится в небесах чайка, было нестерпимо. Ульрор ударил кулаком по парапету, выругался от боли и, не обращая внимания на удивленный взгляд Флоси, ринулся по лестнице во двор.

Колскегг Творог сооружал из палочек и кожаных шнурков подобие мышеловки. Завидев вождя, он отложил свое изделие в сторону и осторожно осведомился:

— Могу ли я помочь тебе?

— Можешь. — Ульрор рывком поднял колдуна на ноги. Жир уже сошел с него, но бычья сила еще осталась. Не обращая внимания на протесты Колскегга, он протащил чародея через привратницкую в крепость, а там — в собственные палаты.

Перина на кровати принадлежала видесскому коменданту крепости.

То же относилось и к шелковому покрывалу на ней, ныне безбожно замызганному. Ульрор со вздохом облегчения повалился на кровать и указал Колскеггу на кресло — сработанное, судя по изяществу, видесскими же мастерами.

— Верно ли было твое пророчество, — с обычной прямотой перешел Ульрор к делу, как только Колскегг устроился поудобнее, — что я покину Сотеваг только в гробу?

— Да, — выдавил колдун, облизнув губы.

К его удивлению, вождь удовлетворенно кивнул.

— Хорошо. Если Зигабеновы жрецы будут читать знамения, они ничего другого не увидят, так?

— Да. — Колскегг достаточно долго был воином, чтобы научиться отвечать только на заданный вопрос.

— Вот и ладно, — пропел Ульрор. — Наведи на меня обличье трупа, чтобы я сумел ускользнуть. А когда мы выберемся — снимешь, или наведешь чары только на пару дней, или еще что. — Он откровенно радовался собственной изобретательности.

Лицо колдуна, напротив, побелело как мел.

— Смилуйся! — вскричал он. — Я лишь жалкий прорицатель! За что ты взваливаешь на меня задачу, достойную величайших адептов! Я не могу этого сделать. Тот, кто своими чарами призывает смерть, рискует жизнью.

— Ты у нас единственный колдун, — неумолимо отозвался Ульрор. — Делай, что велено.

— Я не могу.

— Сделаешь, — сказал ему Ульрор. — Потому что иначе Сотеваг точно падет. И если видессиане возьмут меня живьем, я скажу им, что ты творил свои чары именем их темного бога Скотоса. А когда они в это поверят, ты пожалеешь, что родился на свет. Их жрецы-допросчики хуже любого демона.

Колскегга передернуло. Ульрор не приврал ни капли. Будучи дуалистами, имперцы истово ненавидели злобного соперника своего божества и с любыми поклонниками его расправлялись с неслыханной жестокостью.

— Ты не… — начал колдун и запнулся в отчаянии. Ульрор сделал бы это.

Халогайский военачальник не сказал больше ни слова, ломая волю Колскегга молчанием. Под немигающим взором вождя решимость колдуна таяла, как снег по весне.

— Я попытаюсь, — наконец прошептал он едва слышно. — Может быть, в полночь одно известное мне заклятие сработает. В конце концов, тебе нужна только видимость.

Ульрору показалось, что убеждает колдун больше самого себя. Что ж, пусть так.

— Значит, в полночь, — коротко бросил он. — Тогда и увидимся.

Колдун вернулся в назначенный час, спотыкаясь в темноте под дверями Ульроровой комнаты. Внутри вождь зажег свечу, но остальной Сотеваг по ночам накрывала темнота. Голод заставлял людей есть и свечной жир.

Даже в рыжеватом свете Колскегг казался бледным.

— Будь у меня кувшинчик эля… — бормотал он про себя. Покопавшись в кошеле, он извлек оттуда черный с белыми прожилками камушек на шнурке. — Оникс, — пояснил он, вешая камень Ульрору на шею.

— Камень, порождающий жуткие видения.

— Продолжай, — велел Ульрор более резко, чем намеревался. Нервозность Колскегга оказалась заразительной.

Колдун бросил в пламя свечи какой-то порошок, отчего комната озарилась призрачно-зеленым светом, и принялся неторопливо читать заклятие, полное созвучий, но лишенное рифмы. Камень на груди Ульрора похолодел настолько, что мороз проник через рубаху. Волоски на шее встали дыбом.