Александр Иванов - Тени острова Дронов

Как вымерло – никого и тишина подозрительная. Ещё и вид у Бастиона жуткий такой – с востока утренняя заря подсвечивает его красным, а на западе, на заднем плане, – фон тёмный, сине-фиолетовый. Всё так ярко и контрастно смотрится, всё такое три-дэ и три-же и такое ощущение, что вот-вот гроза грянет. Ну, как оно бывает – низкое Солнце контрастно освещает медленно наплывающую, разбухшую, тяжелую, чёрную грозовую тучу, всё вокруг замерло в тревожном предгрозовом ожидании, и красиво и тревожно, и напряжение так, нарастает, нарастает. А потом ка-а-ак, грюкнет... Да... Жуть. Вот и здесь такое же ощущение. Сильно смотрится, едрёна-матрёна.

Ну, вот... И нет, значит, вокруг никого. То есть, вообще никого. И так мне тревожно стало на душе, как от неба предгрозового. С чего это, думаю, народ-то подевался? Все говорят, что ходить на Четвёртый очень трудно и опасно, всё заблокировано «инквизиторами» с их дурацкими заморочками, а где «инквизиторов» нет, там ловушки – сплошные мины и огнемёты. А мы тут идём, как по тундре – тыща кэмэ налево, тыща кэмэ направо – всё чисто до самого горизонта, ни одного лемминга не видать. Что-то, думаю – нехорошо тут, как-то, думаю – неспроста. Полярная лиса притаилась в засаде. В смысле – прямое ощущение опасности, аж в носу свербит. А хороший нос, как известно, за неделю кулак чует. И муторно мне тут стало, и тоскливо, и жалко уже, что я в эту авантюру ввязался и Валетчика от неё не уберёг. А тому – всё боком, прёт себе на Бастион, как танк, по сторонам почти не смотрит – целеустремлён, не иначе. Ну, и я за ним, а куда же деваться? Кто же ему поможет, если что...

Подходим мы к стенам укрепления почти что вплотную, Валетчик оборачивается, и говорит мне, указывая пальцем чуть ли не в небо:

– «Вон там, наверху, где провал, и должен быть вход, который нам нужен. Пойдём наверх».

Ну, пойдём, так пойдём. Пошли. Правда, совсем пойти не получилось. Получилось полезть, так как путь наш сразу круто в гору оказался. Сначала по плотной, утоптанной земле – глина с камнем. Затем по кирпичным стенам с уступчиками и бетонными ступеньками, некоторые разбитые и раскрошенные в пыль, иные горелые и плавленые, аж блестят. А иные новьё, как только что сделанные. Лезем, пыхтим, я топор убрал, чтобы двумя манипуляторами цепляться удобней было, а то вначале чуть не улетел вниз – топор в трещине застрял, блин. Валетчику-то проще, разведчик к таким перемещениям лучше приспособлен. Да и лёгкий он, а на моём тяжелом, только и ползать, что по стенам – постоянно оступаюсь и оскальзываюсь, того и гляди, убьюсь совсем, как кур обо щи. В смысле, альпинистской подготовки у нас ноль, и даже меньше.

Лезем мы, лезем, чёр-ти, сколько времени. Уже даже, кажется, что всю свою жизнь только то и делаем, что по этой стене крутой вверх ползём, задрав шары – со ступеньки на выступ, с выступа на ступеньку, и наоборот. И дальнейший остаток жизни тоже в этом занятии проведём, не иначе, так как верхнего конца ещё не видно, а нижнего начала уже не разглядеть. А я ещё опасаюсь – не дай-бо, Валетчик оступится и слетит – прямо ведь на меня упадёт. Я тут, конечно, его не удержу, да и сам не удержусь, и грохнемся мы с ним окончательно и бесповоротно, с этой кручи окаянной. И будет куча металлолома внизу у подножья позорным завершением нашего героического похода. Такая вот мысль тревожная вертится и вертится, покоя не даёт, и настроения этим, надо сказать, совсем не улучшает. И ещё одна, ей подобная, во след намечается – а как же мы назад-то полезем? Тут ведь не спрыгнешь – высота, едрит твою, офигенная в прямом смысле. Полный капец ведь выйдет – всем известно, что взбираться проще, чем спускаться. Но не успел я в своём мрачном настроении всё это как следует обмозговать и додумать, как уступ этот широкий, на котором вход нам необходимый был, и показался. Прямо гора с плеч спала – достигли, хвала Всевышнему, поживём еще немного значит.

Поднялись мы на уступ, провал увидели – ничего такого грандиозного вблизи, просто пробоина от снаряда. Только учитывая толщину бетонных стен, сложно представить себе, какой это огромный снаряд должен был быть, что бы такую дырку проковырять в таком могучем строении громадного масштаба. Вылезли мы, значит, наверх и остановились отдышаться. А надо сказать, устал я как собака ездовая, словно это не мой железный конь по круче лез, моторы нагружал, а я сам пёр его на эту гору на своём собственном хребте из последних сил. Вот так и выходит, что психическая усталость вполне может сравниться с усталостью физической природы. Кому постороннему про такое скажешь, так и не поверит тебе ни на грош. Какая, скажет, на фиг, усталость? Гоняй себе мышку по экрану, да давай команды – вперёд-назад, влево-вправо, какие тут сложности? Сидишь в тёплом кресле, сочок попиваешь, разве можно от этого утомиться? Авторитетно заявляю – можно. И ещё как. Иной раз семь потов с тебя сойдёт, пока какую-нибудь каменюку из ямы вытянешь. Ну, это при раскопках. Случалось и не раз – дрон воет, ты пыхтишь, п о том исходишь, а камень – еле-еле, по миллиметру ползёт. А после, как вытянешь, сидишь и отдуваешься, лоб утираешь, и руки и ноги у тебя мелко трясутся, как в лихорадке, так устал.