Алексей Гравицкий - Наместник дьявола

— И что, — Сергей залпом опорожнил оставшееся в бутылке вино, потянулся за следующей. — Что из этого следует?

— Из этого следует, что сегодня в полночь, то есть через каких-то двадцать-тридцать минут, сюда прибудет парочка бессмертных с вполне определенной целью. Из этого следует так же, что немногим позже к вам на крышу приземлиться маленькая тарелочка с зелеными человечками. А еще толпа религиозных фанатиков, которая уже собирается на центральной площади города и через часок двинется сюда, чтобы стереть вас, Ваше преподобие, вместе с вашей богомерзкой верой с лица Земли. Ну если уж и эти не успеют отправить вас на тот свет, то небесная канцелярия тоже не дремлет, и у ангелочков на вас свои виды имеются.

Трензив расхохотался и хлопнул в ладоши. На хлопок из ящика выпрыгнула запыленная бутылка и неспешно поплыла по воздуху в руки к проводнику. Тот перехватил стеклянное горлышко, сорвал бумагу и пальцем вдавил внутрь бутылки пробку.

Сергей фыркнул и приложился к бутылке, Трензив последовал его примеру.

— Смешно, — мрачно согласился Алтаев. — А знаешь, Трензик, хорошо, говорят, смеется тот, кто ржет потом, когда другие уже плачут. Ты поиздеваться пришел?

— Не совсем, — ухмыльнулся проводник. — У меня для вас грандиозное предложение.

— Срать я хотел на тебя и на твое предложение! — взвился вдруг Сергей.

— О как! — хихикнул Трензив. — А предложение не от меня. Тут дело такое, Сам генеральный директор хотел…

— Плевал я на тебя и на твоего генерального, и на всю вашу лавочку подземную, — Алтаев встал, глотнул вина и отшвырнул бутылку. Бутылка мягко плюхнулась на дорогой ковер, красная жидкость полилась моментально впитываясь в мохнатый ворс нежно-кремового цвета. Сергея качало, но голос звучал твердо:

— У меня есть выход, о котором никто из вас не подумал, — он победоносно вытащил из кармана листок формата А4, договор о продажи души.

Трензив перестал смеяться, улыбка сползла с его лица, как раскаленный воск по подсвечнику. Проводник побледнел, посерел, потом и вовсе стал цвета накрахмаленной простыни.

— Ты… — пробормотал он. — Вы, Сергей Борисович, это…

— Что, понравилось? — рассмеялся Сергей. — Сейчас я его порву и все. Все вернется на свои места. Инопланетяне и бессмертные в мир иллюзий, ангелы на небо, фанатики по домам, а ты в преисподнюю.

— Но вы… у вас тогда… все ваши деньги, ваше социальное положение…

— Вернется на прежний уровень, — припомнил Алтаев текст договора. — И что? Зато я буду жив, здоров и невредим.

— Но…

— Чего это ты вдруг так перепугался, а, проводничок? — захохотал Сергей.

— А вы не думали, — звенящим, полным фальши голосом завизжал Трензив. — Что все одно попадете в ад? Или вы считаете, что Бог простит вам такой грех, как спекуляцию собственной душой?

— Там посмотрим, — пожал плечами Алтаев. — Во всяком случае, я еще поживу до тех пор. Лет тридцать-сорок, больше не надо. А там… Может, и нет никакого рая, и никакого ада. Может, нет никаких богов, ангелов, чертей и дьяволов. Все это запросто может быть фантазией. Религия — это такая сказка, которую одни люди придумали, чтобы управлять и бессовестно грабить других людей.

— А вера? — пискнул в отчаянии Трензив.

— А веры вы не заслуживаете, — безжалостно отрезал Сергей.

— А как же я, — попытался из последних сил проводник. — Я же вот стою тут перед вами, я же исполнял все ваши прихоти, я же явился к вам сегодня, чтобы…

— А ты, — не стал слушать Сергей. — Ты просто дурной сон. Могут быть у меня дурные сны?

Пальцы ничего не почувствовали, будто потянули в разные стороны воздух. Хрустнула в неизвестно откуда взявшейся, могильной тишине бумага. Полыхнули ярыми языками пламени обрывки договора.

Где-то далеко, будто во сне или увиденном сквозь сон телевизоре, мелькнул ссутулившийся Трензив. По лицу проводника текли слезы, он жалобно скулил. Потом на поскуливания наложился треск распахиваемой двери, грохот, крик:

— Защищайся, останется только один!

Мелькнула какая-то тень, растворяющаяся в накатывающей темноте, забили часы. Часы били двенадцать. Все смешалось. Последнего удара Сергей уже не услышал…

Утром он проснулся на диванчике в гостиной комнате своей двухкомнатной квартиры. Голова трещала, в горле было сухо, как в пороховом погребе, а во рту ощущался такой привкус, будто это был не рот, а общественный туалет в парке Горького.

Алтаев тяжело постанывая поднялся с дивана, обернул вокруг талии сложенный пополам клетчатый плед и потопал на кухню.