Татьяна Михайлова: Проект «Сколково. Хронотуризм». Книга 2

— О какой благодарности вы говорите! Это я должен благодарить вас, я! За то, что не оставили меня болтаться в море на плоту в окружении акул. Там подошла одна — огромная тварь с черной спиной. — Спазм повторился, и последние слова Павел произнес невнятно.

— Может быть, принести вам воды? — заботливо предложила Сара, но Павел отрицательно помотал головой:

— Нет, просто в горле першит. Я, наверное, действительно простудился от дождя и ветра. Мне редко приходится путешествовать вот так, на парусниках, почти под открытым небом, — Павел говорил первое, что приходило ему в голову. Мысли его сейчас были только об одном: надо вернуться сюда, на покинутую людьми «Марию Селесту», обязательно надо вернуться, и как можно скорее. Может, даже и через несколько дней. Хотя тот профессор в швейцарской клинике говорил что-то о повторном обследовании, но черт с ним — и с профессором, и с обследованием. Осталось — Павел глянул на Биг-Бен в углу кают-компании — всего двадцать пять минут. Надо запомнить это время и сказать им, в лаборатории. А как объяснить свое появление здесь, практически из воздуха? «Пусть сами что-нибудь за мои деньги придумают», — с неожиданной неприязнью и даже злостью подумал Павел. Но тут же отвлекся.

— Патрик, у вас здесь рана, вы помните об этом? — Сара наконец отложила нож и осторожно, кончиками пальцев дотронулась до переносицы Павла.

— Правда? Я уже забыл! — отозвался Павел, схватил Сару за руку и сжал ее тонкие пальцы. — Я обо всем забываю, когда вы рядом. Простите, я не должен вам этого говорить. — Но опомнился он поздно.

Однако Сара не нашла в его словах ничего неуместного или оскорбительного для себя, она продолжала улыбаться и не произнесла ни слова. А голова Павла закружилась еще сильнее, он почувствовал, что ему не хватает воздуха, а пальцы его рук разжимаются сами собой. И тонкая, с гладкой прохладной кожей кисть женской руки ускользает из них… Почувствовав, что капкан ослаб, Сара медленно поднялась на ноги, но никуда не ушла — остановилась перед Павлом и смотрела на него не мигая. Так, наверное, смотрит на свою жертву змея. Вспомнив изучающий взгляд профессора в швейцарской клинике, Павел подумал, что тот, когда был студентом и препарировал лягушек, именно так — пристально и сосредоточенно — наблюдал за мучениями земноводных. Но видеть такой взгляд у молодой и привлекательной женщины, которая еще несколько мгновений назад сидела рядом и смотрела совсем по-другому… Павел почувствовал, что на лбу у него выступила испарина, а по спине снова пробежал ручеек липкого ледяного пота. «Что происходит? Осталось немногим более пятнадцати минут, всего четверть часа». Павел казался сейчас сам себе тряпичной куклой, игрушкой, брошенной ребенком на диван. И от этих жутких ощущений, и от выражения лица стоящей перед ним Сары Павлу показалось, что время идет очень медленно, даже слишком. И вот-вот готово остановиться для него навсегда.

— Что ты чувствуешь? Боль, резь в желудке, у тебя отнялись руки и ноги? — быстро, один за другим задавала вопросы Сара и так же быстро кивала, услышав утвердительный ответ.

— Да-да, все так, откуда ты знаешь? — еле ворочая языком, проговорил Павел. Кожа на его лице онемела, как после анестезии, левую сторону рта перекосило, губы растянулись и застыли в этом положении.

Сара чуть нагнулась, вгляделась в лицо Павла и отошла назад, уселась на диван у противоположной стенки кают-компании.

— Надо же, он не наврал мне, — с удивлением, вернее, с недоумением протянула женщина и снова уставилась на Павла.

— Кто? — Это короткое слово ему пришлось повторить дважды, с первого раза ничего не вышло. Горло в очередной раз сжал спазм, и заканчиваться он не собирался. Для дыхания осталось лишь узкое, диаметром с нитку или волос, отверстие, и Павел чувствовал, как через него в легкие просачивается воздух.

— Клаус, конечно, — ответила Сара, не сводя с «Патрика» взгляда. — Если я все правильно запомнила, а он еще не полностью пропил свои мозги, то этот яд, которого ты наелся, парализует все мышцы организма, в том числе и дыхательные. В первую очередь яд поражает мышцы лица и шеи, затем мышцы конечностей, туловища и в последнюю очередь парализует дыхательную мускулатуру. После этого наступает смерть.

«Клаус? При чем здесь этот несчастный? Какой яд?» — мысли Павла путались, а Сара говорила так спокойно и уверенно, словно читала по книге или повторяла заранее отрепетированную речь. И не сводила с обездвиженной жертвы взгляда. Пока все шло именно так, как она и предсказывала, — говорить Павел уже не мог, из его глотки вырывалось лишь невнятное мычание, голова отказывалась поворачиваться, а руки тяжело повисли вдоль тела. Павел вспомнил рассказ фон Штейнена, особенно поразивший его фрагмент о том, как в племени индейцев аураке обходились с пленниками. Вернее, с частями их тела — с руками, например… Ослабевшее тело вновь покрылось липким потом, к горлу подкатил тяжелый скользкий комок, но сведенные спазмом мышцы глотки заставили его сползти обратно. Павел чувствовал себя наколотым на булавку жуком — лапки еще кое-как шевелятся, но это уже рефлексы, непроизвольные сокращения мышц. Борьбу за жизнь насекомое проиграло в тот момент, когда позволило заманить себя в ловушку, вернее, сломя голову ринулось туда само.