Эдгар Берроуз - Люди-монстры

Все это время Синг Ли стоял на пороге спальни, ожидая, чем кончится стычка, готовый при необходимости прийти на помощь. Когда они вернулись к профессору, то увидели, что раненый открыл глаза и смотрит на них.

- Что случилось? - спросил он у китайца слабым голосом. - Где моя дочь? Где доктор фон Хорн? И что здесь делает этот? Почему он не у себя?

От удара парангом по голове к профессору неожиданно вернулся рассудок. Он отчетливо вспомнил все, что произошло в прошлом, за исключением недавней схватки в гостиной и осознал, что нужно пересмотреть давнишние планы относительно своего последнего творения.

Едва профессор увидел перед собой Номера Тринадцать, как он с ужасом подумал, что идея выдать дочь за этого монстра сумасбродна и чудовищна. И профессора Максона охватило глубокое отвращение и к этому, и к остальным продуктам его дьявольских экспериментов.

Вскоре до него дошло, что ему не ответили.

- Синг! Отвечай же! Где Вирджиния и доктор фон Хорн?

- Никого нет. Моя не знает. Никого нет. Может, все погибать.

- Боже мой! - простонал раненый, и взгляд его снова остановился на молчаливом гиганте, стоящем на пороге. - Прочь с моих глаз! Чтоб я больше никогда тебя не видел. Подумать только, я собирался вручить свою единственную дочь такому, как ты, бездушному животному. Вон отсюда! Иначе я прикончу тебя.

Шея и лицо гиганта медленно залились краской, затем внезапно он побелел как смерть, сжимая могучей рукой кнут. От жгучего оскорбления в его груди вспыхнула жажда мести. Одного удара было достаточно, чтобы навсегда покончить с профессором Максоном. Номер Тринадцать шагнул в комнату, и тут в поле его зрения попала фотография Вирджинии Максон, висящая на стене, чуть повыше плеча профессора.

Без единого слова Номер Тринадцать круто развернулся и вышел в шторм.

Глава 8. К ВОПРОСУ О ДУШЕ

Едва "Итака" обогнула рифы, загораживающие вход в маленькую бухту, где шхуна простояла на якоре несколько месяцев, как разразился жестокий шторм. Будудрин был опытным моряком, но у него не хватало людей, хотя и с полностью укомплектованным экипажем он вряд ли сумел противостоять чудовищной буре, обрушившейся на судно. Устав бороться с огромными волнами и могучим ветром, сорвавшим все паруса, "Итака" вскоре стала беспомощной пленницей стихии.

Под палубой испуганная девушка отчаянно цеплялась за стойку, пока ураган яростно швырял судно из стороны в сторону. Так продолжалось полчаса, а затем шхуну от носа до кормы сотряс страшный удар.

Вирджиния Максон рухнула на колени и зашептала молитву. Она была уверена в том, что это конец. Находившийся на палубе Будудрин и члены его экипажа привязали себя к мачтам, а когда "Итака" налетела на рифы перед входом в бухту, куда ее отнесло ветром, мачты обломились у основания и полетели за борт вместе с живым грузом. Вопли ужаса вскоре заглохли, поглощенные разыгравшейся стихией.

Судно еще дважды ударялось о рифы, затем, подхваченное огромной волной, взмыло ввысь и стало падать в головокружительную пустоту. Запертой в трюме девушке казалось, что шхуна летит на самое дно океана. С закрытыми глазами ждала она того момента, когда над ней сомкнутся волны и наступит полное забвение, моля Бога о скорейшем конце, который освободит ее от страшного нервного напряжения, терзающего ее, как казалось, целую вечность.

Но "Итака" выстояла. Оказавшись в менее бурных водах, шхуна с грехом пополам выправилась и встала на ровный киль. Потянулись мучительно долгие минуты, в течение которых Вирджиния с опаской ждала, что в трюм хлынет вода, но постепенно она стала сознавать, что "Итака" выдержала жуткий натиск разыгравшейся стихии. Она ощущала лишь слабую качку, хотя через прочные переборки "Итаки" до ее ушей продолжал доноситься шум бури.

Девушка пролежала на койке целый час, пытаясь представить, что случилось со шхуной и куда ее отнесло. Затем раздался слабый шуршащий звук, шхуна встала, развернулась и замерла, слегка накренившись на правый борт. Снаружи бушевал ветер, по палубе громко хлестал проливной дождь, но судно уже не двигалось.

Проходили часы, а снаружи не было слышно никаких звуков, кроме звуков утихающей бури.

Постепенно Вирджинию стало одолевать любопытство. Она интуитивно чувствовала, что осталась на судне в полном одиночестве, и в конце концов, будучи больше не в состоянии переносить бездействие и неопределенность, направилась к трапу, и вновь попыталась открыть крышку люка, но безуспешно.